Лишь вѣютъ тихiе зефиры въ тростникѣ,
Что солнца изъ морей денница не выводитъ?
Натура спитъ, а Царь уже по стану ходитъ.
Доколѣ брани духъ въ сердцахъ у васъ горитъ,
680 Крѣпитесь, воины! Владѣтель говоритъ:
Казань меня и васъ польстила миромъ ложнымъ;
Мы праведной войной отмстимъ врагамъ безбожнымъ.
Во взорахъ молнiи, нося перунъ въ рукахъ,
Онъ храбрость пламенну зажегъ во всѣхъ сердцахъ.
685 Но чьи простерлися отъ града черны тѣни,
Текущiя къ полкамъ какъ быстрыя елени?
Какъ въ стадѣ агничемъ, смятенномъ страшнымъ львомъ,
Ужасный слышанъ вопль въ полкѣ сторожевомъ:
Россiйски ратники порядокъ разрываютъ,
690 И тинистый Булакъ поспѣшно преплываютъ;
Открыла ужасъ ихъ блистающа луна,
Которая была въ окружности полна.
Тамъ шлемы со холма кровавые катятся;
Тамъ копья, тамъ щиты разбросанные зрятся;
695 Какъ овцы, воины разсыпавшись бѣгутъ;
Четыре рыцаря сей полкъ къ шатрамъ женутъ:
То были рыцари изшедши изъ Казани,
Отмщать Россiянамъ успѣхъ вечерней брани:
Изъ Индiи Мирседъ, Черкешенинъ Бразинъ,
700 Рамида Персянка, и Гидромиръ Срацинъ:
Горящiе огнемъ неистовой любови,
Алкаютъ жаждою ко Христiянской крови;
Изторгнувъ въ ярости блестящiе мечи,
Какъ вѣтры бурные повѣяли въ ночи,
705 И войска нашего ударили въ ограду;
Какъ стадо лебедей скрывается отъ граду,
Такъ стражи по холмамъ отъ ихъ мечей текли….
Злодѣи скоро бы вломиться въ станъ могли,
Когда бъ не прекратилъ сiю кроваву сѣчу,
Князь Курбскiй съ Палецкимъ, врагамъ изшедши встрѣчу.
710 Но вдругъ нахмурила златое нощь чело;
Блистающа луна, какъ тусклое стекло,
Во мрачны облака свое лице склонила,
И звѣзды въ блѣдныя свѣтила премѣнила;
Сгустилась вскорѣ тма, предшественница дня.
715 Лишенны витязи небеснаго огня,
Другъ къ другу движутся, дуугъ къ другу ускоряютъ;
Но воздухъ лишь во мглѣ мечами ударяютъ,
И слышится вдали отъ ихъ ударовъ трескъ;
Встрѣчаяся мечи, кидаютъ слабый блескъ;
720 О камни копья бьютъ, когда другъ въ друга мѣтятъ;
Имъ пламенны сердца въ бою при мракѣ свѣтятъ.
Тогда кристальну дверь небесну отворя,
Раждаться начала багряная заря,
И удивилася, взглянувъ на мѣсто боя,
725 Что бьются съ четырьмя Россiйскихъ два героя;
Дивилася Казань, взглянувъ съ крутыхъ вершинъ,
Что Палецкiй съ тремя сражается единъ;
Какъ левъ среди волковъ, ихъ скрежетъ презираетъ,
Такъ Палецкiй на трехъ Ордынцевъ не взираетъ;
730 Кидается на нихъ, кидается съ мечемъ,
Который тройственнымъ является лучемъ,
Толь быстро обращалъ Герой свой мечь рукою!
Онъ съ кровьюбъ източилъ Ордынску злость рѣкою;
Но Гидромиръ, взмахнувъ велику булаву,
735 Вдругъ съ тыла поразилъ героя во главу;
Потупилъ онъ чело, сомкнулъ померклы очи
И руки опустивъ, низшелъ бы въ бездну ночи,
Когдабъ не прерванъ былъ незапно смертный бой.
Со Курбскимъ на холмѣ бiющiйся герой,
740 Въ изгибахъ ратничьихъ подобенъ змiю зрится;
Чѣмъ больше есть упорствъ, тѣмъ больше онъ ярится.
Къ главѣ коня склонивъ тогда чело свое,
Пустилъ онъ въ Курбскаго шумяще копiе;
Но язву легкую принявъ въ ребро едину,
745 Князь Курбскiй, быстроту имѣющiй орлину,
Толь крѣпко мечь во шлемъ противника вонзилъ,
Что въ части всѣ его закрѣпы раздробилъ.
Воителя ручьи кровавы обагрили;
Волнистые власы плеча его покрыли;
750 По бѣлому челу кровь алая текла,
Какъ будто по сребру… Рамида то была!
И рану на челѣ рукою захватила,
Вздохнула, и коня ко граду обратила.
Увидя витязи ея текущу кровь,
755 Чего не дѣлаетъ позорная любовь;
Что ратуютъ они, что въ полѣ, что сразились,
Забыли рыцари, и къ граду обратились;
Имъ стрѣлы въ слѣдъ летятъ, они летятъ отъ нихъ;
Во пламенной любви снѣдала ревность ихъ;
760 Рамиду уступить другъ другу не хотѣли;
Отъ славы ко любви какъ враны полетѣли.
Но въ чувство Палецкiй межъ тѣмъ уже пришелъ;
Онъ взоры томные на рыцарей возвелъ;
Бѣгутъ они! вскричалъ… и скорбь пренебрегаетъ;
765 Коня пускаетъ въ слѣдъ, за ними въ градъ влетаетъ;
Онъ гонитъ, бьетъ, разитъ, отмщеньемъ ослѣпленъ;
Сомкнулись вдругъ врата, и Князь поиманъ въ плѣнъ.