Выбрать главу

ПѢСНЬ ПЕРВАЯНАДЕСЯТЬ

                       Багровые лучи покрыли небеса;              Упала на траву кровавая роса;              Червленные земля туманы изпустила,              Обѣимъ воинствамъ бой смертный возвѣстила;    5          Тамъ топотъ отъ коней, тяжелый млатъ стучитъ;              Желѣзо движется, и мѣдь въ шатрахъ звучитъ.                        Казанскiй Царь, внутри Казани затворенный,              Свирѣпствуетъ какъ вепрь въ пещерѣ разъяренный;              Гремящи внемлющiй оружiя вокругъ,    10          Реветъ, и кинуться въ злодѣевъ хощетъ вдругъ.              Свирѣпый Едигеръ, осады не робѣя,              И Князя плѣннаго подъ стражею имѣя,              Четырехъ витязей скрывая во стѣнахъ,              Надежду основалъ на твердыхъ сихъ столпахъ;    15          Пищалей молнiи и громы презираетъ,              Какъ будто на тростникъ, на стрѣлы онъ взираетъ,              И яко лютый тигръ спокойно пищи ждетъ,              Когда пастухъ къ нему со стадомъ подойдетъ.              Имѣющъ мрачну мысль, и душу къ миру мертву,    20          Россiянъ подъ стѣной себѣ назначилъ въ жертву;              Тогда велѣлъ Ордамъ, таящимся въ лѣсахъ,              Когда покажутся знамена на стѣнахъ,              Оставить ратную въ глухихъ мѣстахъ засаду,              И грянуть Россамъ въ тылъ, когда приступятъ къ граду.    25          Свирѣпствомъ упоенъ, успѣхами манимъ,              Онъ чаетъ славу зрѣть лешающу предъ нимъ.              Надежда мрачными его мечтами водитъ;              Отъ звѣрства Едигеръ ко хитрости преходитъ.                        Нещастный Палецкiй въ неволю увлеченъ,    30          Израненъ скованъ былъ, въ темницу заключенъ.              Благочестивый Царь посла въ Казань отправилъ;              Сто знатныхъ плѣнниковъ за выкупъ Князя ставилъ:              Но яростью кипящъ и зла не зная мѣръ,              Посла изгналъ изъ стѣнъ съ презрѣньемъ Едигеръ.    35                    Едва златую дверь Аврора отворила,              Дремучiе лѣса и горы озарила,              Имѣющъ бодрый духъ и мужество въ очахъ,              Влечется Палецкiй на торжище въ цѣпяхъ;              Народомъ окруженъ, зритъ мѣсто возвышенно,    40          Червлеными кругомъ коврами облеченно.              Ужасно зрѣлище для сердца и очей:              Тамъ видно множество блистающихъ мечей,              Тиранства вымыслы, орудiя боязни,              Огни, сѣкиры тамъ, различны смертны казни.    45          Князь очи отвратилъ въ противную страну,              Тамъ видитъ бисеромъ украшенну жену;              Подобное водѣ сквозь тонко покрывало,              Неизреченныя красы лице сiяло.                        Среди позорища представился тиранъ;    50          Сѣдитъ держащъ въ рукахъ разгнутый Алкоранъ,              И Князю говоритъ: Зри казни! зри на дѣву,              Имѣющу красы небесны, кровь Цареву;              Едино избери, когда желаешь жить:              Казани обяжись, какъ вѣрный другъ, служить;    55          Понявъ жену сiю для вящшаго обѣта,              Склони твое чело предъ книгой Махомета;              Невольникъ! пользуйся щедротою моей,              На Русскаго Царя надежды не имѣй:              Приди, и преклонись!… Отъ гнѣва Князь трепещетъ;    60          Онъ взоры пламенны на Едигера мещетъ,              И тако отвѣчалъ: Иду на смертну казнь!              Оставь мнѣ мой законъ, себѣ оставь боязнь!              Ты смѣлымъ кажешься сѣдящiй на престолѣ;              Не такъ бы гордъ ты былъ предъ войскомъ въ ратномъ полѣ;    65          Не угрожай ты мнѣ мученьями, тиранъ!              Господь на небесахъ, у града Iоаннъ!…              Жестокiй Едигеръ, словами уязвленный,              Весь адъ почувствовалъ отвѣтомъ вспламененный;              Бiющiй въ грудь себя, онъ ризу разтерзалъ,    70          И Князя плѣннаго тиранить приказалъ.              Но гордый Гидромиръ, на мѣстѣ казни сущiй,              Достойныхъ рыцарей престола выше чтущiй,              Изъ рукъ воителя у воиновъ извлекъ,              И къ трону обратясь, Царю со гнѣвомъ рекъ:    75          О Царь! ты рыцарскихъ священныхъ правъ не зная,              Караешь узника, казнить героя чая;              Онъ въ полѣ предложилъ сраженiе тебѣ;              Стыдись робѣть, меня имѣя при себѣ.              Съ молчанiемъ народъ и Царь Срацину внемлетъ;    80          Спокойно Гидромиръ со Князя узы съемлетъ;              За стѣны подъ щитомъ препроводилъ его,              Сразиться въ битвѣ съ нимъ, взявъ клятву отъ него.                        Межъ тѣмъ Россiйскiй Царь, занявъ луга и горы,              Съ вершины, какъ орелъ, бросалъ ко граду взоры;    85          За станомъ повелѣлъ сооружить раскатъ,              И въ немъ перуны скрывъ, въ нощи привезть подъ градъ.              Какъ нѣкiй Исполинъ раскатъ стопы подвигнулъ,              Потрясся, заскрипѣлъ, и градскихъ стѣнъ до тигнулъ;              Разверзлись пламенны громады сей уста,    90          Сверкнула молнiя на градскiя врата;              Казань кичливую перуны окружаютъ,              По стогнамъ жителей ходящихъ поражаютъ.              Пресѣчь пути врагамъ, весь градъ разрушить вдругъ,              Царь турами велѣлъ обнесть твердыни вкругъ,    95          И будто малый холмъ объемлющiй руками,              Столицу окружилъ Россiйскими полками.              Рѣшась отважную осаду довершить,              Велѣлъ онъ Розмыслу подкопомъ поспѣшить.              Казанцы, кои взоръ недремлющiй имѣли,    100          Оружiя схвативъ, какъ пчелы возшумѣли;              Тогда явился знакъ колеблемыхъ знаменъ,              Зовущiй изъ засадъ Ордынску рать со стѣнъ.                        И се! изъ градскихъ вратъ текутъ рѣкѣ подобны,              Текутъ противъ Царя, текутъ Ордынцы злобны,    105          Вскричали, сдвигнулись, и сѣча началась;              Ударилъ громъ, и кровь ручьями полилась.              Стенанья раненыхъ небесный сводъ пронзаютъ,              Казанцы въ грудь полковъ Россiйскихъ досязаютъ,              И силѣ храбрый духъ Россiйскiй уступилъ,    110          Засада наскочивъ, на нихъ пустилась въ тылъ.              Войну побѣдою Казанцы бы рѣшили,              Дворяне Муромски когдабъ не поспѣшили.              Сiи воители, какъ твердая стѣна,              Котора изъ щитовъ единыхъ сложена,    115          Летятъ, стѣсняютъ, жмутъ, Ордынцовъ раздѣляютъ,              Жаръ множатъ во своихъ, въ Казанцахъ утоляютъ;              Какъ прахъ развѣяли они враговъ своихъ,              Прогнали; брани огнь отъ сей страны утихъ.                        Но три воителя, сомкнувшися щитами,    120          Изъ градскихъ вышли стѣнъ особыми вратами;              Какъ облако, отъ ихъ коней сгустился прахъ;              На крылiяхъ летятъ предъ ними смерть и страхъ;              Ихъ взоры молнiи, доспѣхи громъ метали,              Ступай къ намъ Курбскiй Князь! они возопiяли,    125          Шемякинъ! Палецкiй! и кто изъ храбрыхъ есть?              Придите возпрiять единоборства честь!…              И тако Гидромиръ: Осмѣльтесь биться съ нами!              Иль нравно только вамъ сражаться со женами….              Онъ кожей тигровой какъ ризою покрытъ,    130          Въ очахъ его и злость и тусклый огнь горитъ;              Свирѣпость на лицѣ, въ устахъ слова безбожны,              Неблаговѣрному хулителю возможны;              Подобенъ видится ожесточенну льву,              Рукою онъ вращалъ желѣзну булаву;    135          И громко возопилъ: Вы зрите не Рамиду!              Россiянамъ хощу отмстить ея обиду,              Ступайте казнь принять!… Возпѣнясь какъ котелъ,              Мстиславскiй дать отвѣтъ Срацыну восхотѣлъ.              С