Гадчино4, дубовый буфет и Серафима Саровского5.
Голос Ильи Зданевича слышен в «янке» достаточно хорошо, видна и постановка его на букву «ы», что позволяет легко брать верхнее «й»:
«албанскай изык с русским
идет от ывонного»
«ывонный» язык открывает все чисто русские возможности, которые в «янке» однако не использованы: там нет ни одной женщины, ни одного «ьо», – ни капли влаги.
Необыкновенная сухость словесной фактуры, твердая бумага и обложка цвета окаменелой желчи, – заставили многих принять Илью Зданевича как академиста и бюрократа.
Поэт разделил судьбу своего героя: ему нехватило воды! Температура 41°!
Твердый нос! Зданевич ищет душевную мягкость (слюни любви): так образовался позыв к анальной эротике! Заболевает брюшным тифом! Пишет новую драму – «асел напракат»6 – компрес из женщины, который молитвенно прикладывается без разбора, то к жениху «А», то к «Б», то просто, по ошибке, – к ослу.
Все неприлично любовные слова в безпричинном восторге юлят, ются, вокают, сяют, переслюняя самого юснаго7 поэта Велемира Хлебникова:
напЯляя клЮсь яслюслЯйка вбильЕ пиизЯти
ибУнькубунь кЕю халЯвай пЕк
иффЯфсы цвиЮтью унАбн лЮпь
гяенЯй талЕстис мавзЕпит казЮку качЮчь
разивАю юпАпяк фЕйки падвЯски
зОхна
кОялик липИть блЯ рЮши пыжЫ
мЕдик нЕи фафлюфЮк лЯп алюмИний
Абъюбясь хЕи мЯкоть яЕю Ефь
лЕюнь юпфЯк
маютьгА звИ тЕтять ммЕ
пьЯпянь
. . . . . . . . . .
Рекорд нежности поставил Илья Зданевич, сияя от удовольствия!
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
В третей драме цикла «аслаабличья» («остраф пасхи»8) превращение осла в человека более решительное: хозяин говорит о действующих лицах «острафа пасхи» почти ласково: «Купец парядочный асел ваяц таво пущы две с палавинкай каминых бабы тожы дрянь».
Очень веселая драма: все умирают и все воскресают – период… месячны!!!
Две с ½ бабы (характеристика) – первая – мать припудренная землей; грим старухи. Вторая – своячница с истерикой в ванной комнате.
Половинка – просто ѣ!
И самые милые слова ваяца обращены к половинке:
«лёся
лёжная лупанька
ланя»
Это соловьиная трель (буквы ч, ш, щ, ц, с, ф, х, з, – передают плотские чувства: чесать, нежить, щупать, щекотать…)
Голос «палавинки» в оркестре баб самый простой:
Она тоже любит шипящие звуки: чья, бзыпызы!
Ибсеновская неразрешенность заметная в «асле напракат» исчезла в «острофе пасхи»: – тут уже «непарнокопытные надёжы» сбываются: пасха атрицательный паказатель смерти минструации каминых бап разришают действа пасха и ваяцу
крапит ваяца кровью бац
ваяц
оживаит бижит
хазяин
Каесц.
. . . . . . . . . .
Умный человек никогда не возражает по существу.
Илья Зданевич ангел небольшого роста и наглый певец.
Следующий сеанс: «зга якабы» и «лидантю фарам». Тут быть 2-ой части «Житие Ильи Зданевича».
На канец!
на канец
Миллиорк*
Свинцовая типография падает и рассыпается в погоне за браслетом
Поэтому в молочной быстроте стрелочница не поймет простой надписи:
Проехало: рябое озеро, китайская фанза, станция Бахмут, барышня в купе, читающая Тургенева, Маркс или Ноган тифлисского милиционера??
Художник – производитель пустых мест.
Так возникает пенный город там, где поскользнулась нога