Театр Дома Печати*
Общее количество принципов, приемов, стилей, которыми пользуются наши театры, носит название «ак»1.
Эта складчина все более разрастается, и один за другим революционные театры вносят свой пай в аккомпанию под лозунгом «борьба за качество».
За качество – вообще, так как для многих неясно, в чем, собственно, теперь может быть – революционность (не вообще, а именно – в частности, т. е. конкретно, исключительно и монопольно).
Театр Дома Печати – Лефовский театр2 и в «складчине» не участвует. Потому что ему «это самое» – ясно.
Леф есть Леф, и недаром Лефовское добро (поэма Маяковского) ак-театру впрок не идет (Михайловский театр)3.
Технические и тематические задачи, которые встают перед театральным работником наших дней – бесчисленны, и каждая из них может быть исходным пунктом в борьбе с реставрацией старого мира.
Возьмем, хотя бы, прошлогоднего Ревизора5.
Дело не в том, чтобы поставить Гоголя «как-нибудь по-иному». Нам не нужна «борьба за качество» – вообще. Ак-борьба. «Как-нибудь» – это не годится. Публика была удивлена и частью обижена Домпечатским Ревизором потому, что гоголевская комедия повернулась здесь своей революционной стороной, той самой стороной, которую все предполагали, но никто не видел своими глазами. В театра Дома Печати оказалось, что настоящий ревизор – сами ревизуемые, а ревизор со стороны – всегда Хлестаков, т. е. порожденная обывательской фантазией персона: бог, гений, деспот…
Поэтому финал комедии Гоголя предрешен всем ходом событий: ревизор «по именному велению» должен быть все тем же Хлестаковым, «второе пришествие» которого есть, конечно, удар по религиозной концепции общества, как «стада пасомого единым пастырем».
И не потому ли столь многие притворились, что ничего не поняли в нашем Ревизоре, кроме «уборных» (заменяющих, кстати сказать, в нашей постановке – картину «Страшного Суда» – «медвежьей болезнью» – что менее торжественно, но зато более верно).
Если не поворачивать тот или иной вопрос, связанный со старым произведением искусства, круто – легко запутать зрителя в сложности побочных второстепенных мыслей, в зыбкости оттенков и утонуть в символизме. Грубое решение формулы о Ревизоре гарантирует ясность установки спектакля и силу воздействия. Только так и можно браться за старое.
В этом году Театр Дома Печати взял не старый, а современный материал – роман Сергея Семенова Наталья Тарпова6.
Здесь нет формулы. Здесь соблюдены все мельчайшие условия и обстановка для правильного диагноза еле заметных болезней нашего поколения: зародыши будущих социальных потрясений, мировых революций – зреют в молодом советском организме…
Внимание к мелочам ведет театр к изобретению новой формы – спектакль роман – в обстановке лаборатории быта, где каждая вещь – машина, производящая соответствующие ей самой формы жизни. Слова персонажей от «первого лица» чередуются со словами «от третьего лица». Каждый человек в пьесе говорит о себе и со стороны (он, дескать…) и сам разговаривает, действует от себя.
Быть может, самое живое и свежее в нас и есть то, что мы начинаем рассматривать самих себя объективно, как социальный факт, и все чаще пробуждаемся от иллюзии индивидуального существования.
Старый театр – театр сладкой грезы, конечно, не потерпит, чтобы актеры, играя себя в «третьем лице», – «разбивали иллюзию». А у нас ее и нет, этой иллюзии.
И тем более – снабжать кого-либо грезами – не входит в наши задачи.
Старый МХАТ ставил некогда Братьев Карамазовых7 при помощи чтеца.