Что же эта скотина с ней делал, если маленький ребенок трясется, словно одинокий лист на ветке?
— Марина будет под моей опекой! — продолжает качать права Рогов. — У вас нет решения суда, чтобы…
— А ну, хлебальник прикрыл, псина! — рявкает в ответ Влад, и даже мы с Мариной непроизвольно вздрагиваем. Он смотрит на нас, вопросительно приподнимая бровь. Ждет, но я туго соображаю, что именно должна сделать. — Ну? — раздраженно торопит.
До меня, наконец, доходит.
И я, одной рукой вытирая Марине слезы, уверенно говорю:
— Он угрожал, что отдаст Марину, мою тринадцатилетнюю сестру, в качестве… — Я сглатываю, потому что не могу и не хочу произносить эту мерзость вслух при ней. — Это, по-твоему, то, что обычно делает любящий и заботливый опекун?! Черта с два! Я не уйду отсюда без сестры. Если собираешься отдать ее Рогову, то только вместе со мной.
Влад мрачно усмехается.
Охрана Рогова делает пару шагов в нашу сторону.
— Ты слышал, псина, что сказала моя девочка? Она у меня чиста, как слеза ангела, а ты, скотина тупорылая, пытался наебать Короля.
Я еле-еле успеваю прикрыть Марине уши.
— Так что я забираю моих девочек, мы садимся в машину и уезжаем. А дальше… — Голос Влада снова становится низким, металлическим, как удар молота по наковальне. — Завтра ты униженно приползешь в мой офис в шесть вечера с предложением о компенсации всего морального и физического ущерба, нанесенного тобой моей девочке. Или, Рогов, я из тебя гуляш сделаю и пойду на рыбалку. На сома, блядь!
Рогов открывает рот, но не произносит ни звука.
Он снова и снова пытается что-то сказать, но ему как будто не хватает воздуха.
Марина шмыгает носом и, прижавшись ко мне изо всех сил, испуганно шепчет:
— Я не пойду к нему, Аня, никогда-никогда не пойду…
Влад снова зыркает в нашу сторону.
На миг мне кажется, что его взгляд наполняется чем-то… очень грустным, но либо это длится лишь мгновение, либо я просто снова что-то придумываю, потому что Влад растягивает губы в довольной улыбке и спокойно, даже с весельем в голосе, говорит:
— Не ссы в «Хеннесси», малая, этому пидору я тебя не отдам.
Я сначала хочу возмутиться, но потом с удивлением обнаруживаю, что сестра потихоньку успокаивается, перестает нервно всхлипывать и даже кивает в знак того, что слез больше не будет.
Рогов молчит еще секунд десять, а потом, пытаясь прикрыться напускной смелостью, заявляет:
— Я приду с адвокатами и решением суда о похищении ребенка, Владислав Александрович.
Снова еле успеваю прикрыть Марине уши, но меня саму начинает потряхивать от его слов. Он ведь может. Он может — и сделает: организует и быстрое рассмотрение дела, и суды, и, если нужно, приведет квартал свидетелей, которые на Библии поклянутся, что видели, как Влад силой и под дулом пистолета забирал сопротивляющегося ребенка у беспомощного, но бесконечно любящего опекуна.
Но Влад выглядит спокойным, как удав. Даже как будто еще шире улыбается, словно все идет по задуманному плану. Его плану, разумеется.
— Рогов, приходи хоть с трупом матери — мне, как ты понимаешь, вообще до известного места. Сначала возмещаешь ущерб, а потом я с удовольствием потреплюсь с твоими адвокатами.
— Я не спущу все это на тормозах, Владислав Александрович.
Если бы я не знала отчима так хорошо, то тоже могла бы купиться на эту почти идеальную маску внезапного спокойствия, хоть еще пару минут назад он выглядел как покойник. Но я знаю Рогова и знаю, что такой резкой смены риторики может быть только одна причина — эта хитрая тварь уже что-то придумала.
Правда собирается вернуть Марину решением суда?
— Я тоже не собираюсь тормозить, собака сутулая, — смеется Влад, а потом, театрально крутанувшись на пятках на сто восемьдесят градусов, шагает к выходу, поторапливая нас следом.
Если честно, я еле иду.
Спотыкаюсь.
Кажется, не разваливаюсь только потому, что рядом идет Марина и я не должна показывать перед ней свой страх.
Мы правда вот так уйдем без единого выстрела? Без потасовки? Без попыток отчима вернуть нас обеих любыми способами?
Каждый шаг до машины дается с трудом, потому что мне хочется дернуться от любого неосторожного звука, в котором слышатся щелчки автоматных затворов.
Но когда понимаю, что ехать отсюда мы будем на какой-то очень… не мужской красной машине, мне на секунду снова становится дурно. Хотя, с чего я взяла, что тут на сбудет ждать черный бронированный внедорожник? Потому что связалась, блин, с каким-то криминальным боссом? Если так посудить, то эта машина как раз вполне соответствует той его «личности», которая влезла ко мне в окно на целый третий этаж.