— Я с тобой, детка, — пробормотал он, — ты в безопасности.
Даллас приказал кому-то помочь Кейси подняться и увести ее с места преступления. С ним я ощущала себя в безопасности, защищенной от всего мира. Я крепче обняла его за шею и вдыхала его запах, пытаясь заблокировать то, что видела.
Я услышала звук открывающейся двери и, подняв глаза, увидела, что мы в женской раздевалке. Даллас отнес меня в женскую раздевалку. Когда он сел на скамейку и крепко обнял меня, я, наконец, вдохнула полной грудью.
— Господи, Никола, я думал, ты умерла. Услышав вызов по полицейской вол… — он замолчал на полуслове; теперь, когда мы остались одни, его контроль, казалось, ускользал.
— Там было так много крови, — прошептала я.
— Не думай об этом.
— Я пришла сюда, чтобы извиниться за то, что была ужасной подругой. Я думала, Кейси в своем кабинете. Я-я просто вошла и… — мой голос сорвался, и тут началась икота, пока я пыталась выкинуть из головы образ Тони.
— Ты кого-нибудь видела? — спросил он, сжимая меня в объятиях.
— Нет.
— Дверь была не заперта? — продолжил он.
— Да, вот почему я подумала, что там Кейси. Она открывает студию, а Тони закрывает.
— Значит, ее убили вчера вечером после занятий, до того, как она успела уйти. Знаешь, во сколько студия закрывается?
— Хм, кажется, в девять. Тони обычно остается и протирает коврики после того, как все уходят.
— Никола, это вторая жертва, зарезанная ножом, известная тебе и твоим подругам. У меня не очень хорошее предчувствие по этому поводу. Можешь ли ты вспомнить кого-то, с кем вы с подругами общались, и кто мог бы затаить обиду?
До этого момента убийство Мелиссы не приходило мне в голову, и образ тела Тони, лежавшего на полу, залитого кровью, ворвался обратно, только теперь я видела лицо Мелиссы.
— Неужели Мелисса умерла так же? — прошептала я, задрожав.
— Тебе холодно? — спросил он обеспокоенно, когда дрожь перешла в полную тряску, и у меня застучали зубы.
— Нет, — ответила я, чувствуя головокружение.
— Никола, у тебя шок, — заявил Даллас серьезным тоном, оглядывая комнату.
Я кивнула в знак согласия, потому что действительно была в шоке. Мне показалось, он ищет одеяло, а когда он его не нашел, ему пришла в голову идея получше, как согреть меня. Не говоря ни слова, он схватил меня за шею, притянул к своим губам и поцеловал. Тряска утихла и перешла в легкую дрожь похоти, когда его язык пробежался по моим губам, проникая внутрь и переплетаясь с моим языком, затем отступая, когда я следовала за ним, хныча от невероятного чувства, которое он вызывал. Одна его рука обвила мою поясницу, а другая обхватила мою шею, и он слегка наклонил меня назад. Когда дверь распахнулась и в нее влетела Кейси, мы отпрянули друг от друга и посмотрели на нее. По ее лицу текли слезы, поэтому я вырвалась из объятий Далласа и побежала к ней. Мы столкнулись, разрыдались, и я завыла:
— Мне очень жаль, что Тони умерла, но я чертовски рада, что это была не ты.
— Я тоже думала, что ты умерла, — завопила она в ответ.
Наше внимание привлекли женские крики. Мы отстранились, и я снова посмотрела на дверь.
— Девочки приехали, — всхлипнула Кейси.
— Откуда они узнали так скоро?
— Когда я очнулась и увидела, что тебя нет, то подумала, что тебя увезли на машине «скорой». Я запаниковала и позвонила Анджеле, которая позвонила Джанин и Кристине. Девочки уже были в центре города, направляясь на работу, поэтому поехали сразу сюда. И только после того, как я договорила по телефону и стала ждать их прибытия у двери, полицейский сообщил мне, что ты не пострадала, а находишься в раздевалке, — объяснила Кейси сквозь икоту.
Даллас подошел к нам сзади, и я собиралась спросить его, можем ли мы увидеть девочек, чтобы заверить их, что с нами все в порядке, но в этот момент в дверном проеме показалась голова офицера, и он объявил:
— Эм, детектив, у нас тут проблема.
Ответ Далласа был быстрым:
— Держу пари.
***
Следующие несколько часов пролетели как в тумане. Даллас позволил мне принять душ, прежде чем мы направились в центр города в участок. На мне был спортивный костюм Кейси, оказавшийся мне слишком большим, так что пришлось закатать штанины и рукава. Я походила на ребенка, играющего в переодевание в мамину одежду.
Нам требовалось подать заявления и задать вопросы, в том числе Анджеле, Джанин и Кристине. Каждую разместили в разные комнаты для допросов, напоили кофе, а затем, казалось, часами исследовали наши воспоминания. Конечно, никто из нас не вспомнил никого из знакомых, кто имел бы связь с Мелиссой и Тони. Мы были подругами, они были сотрудниками, и ни девочки, ни я не общались с ними, кроме как по работе, поэтому мысль о том, что кто-то из нас мог знать убийцу, казалась надуманной.
В какой-то момент появился агент Паркер, но после того, как я увидела, что случилось с Тони, все мысли о сотрудничестве с ФБР исчезли. Мне нравилось выполнять свою часть работы, но реальность того, на что способен психически больной человек, пробудила во мне столь необходимую разумность. Даже воспоминание о том, как я глупо распахнула дверцу машины, чтобы остановить преступника, заставило меня покачать головой. События последних суток пронеслись в моей голове, как скорый поезд, и одно стало абсолютно ясным. Я проигнорировала предупреждение Далласа, отмахнулась от него как от высокомерного человека, которому нравился контроль, хотя на самом деле он не был высокомерным (ну, он был высокомерным, но не в данном случае), он беспокоился о моей безопасности и с легкостью выразил эту озабоченность в недвусмысленных выражениях. На самом деле, его беспокойство было оправдано. А я ошибалась в своем мнении о нем, и в том, что не подвергала себя опасности, работая на ФБР, просто ошибалась во всем. Причинив боль подругам и отвернувшись от Далласа, считая, что знаю лучше, чем он, я чувствовала себя червем. Нет, слизнем, оставляющим скользкий след, куда бы он ни пополз, давая всем знать о своем присутствии и заставляя их съеживаться от своей склизкости.
Именно об этом я думала, когда Даллас вернулся в комнату для допросов, неся мне на подпись документы. Когда он подошел к столу, я задавалась вопросом, покончил ли он со мной. В женской раздевалке он меня поцеловал, и я надеялась, что это означает, что его интерес ко мне не потерян. С другой стороны, он поцеловал меня, чтобы успокоить, думая, что я впадаю в шок, это не могло означать ничего, кроме беспокойства о моем здоровье.
Черт, а что, если он меня не простит?
Он бросил на стол бланк разрешения на освобождение, протянул мне ручку и велел:
— Подпиши внизу, чтобы мы могли отвезти тебя домой.
Я слабо улыбнулась, нервничая, как кошка, трущаяся возле ног хозяина, в ожидании того, что он скажет что-то еще. Взяв протянутую ручку, я заметила, как дрожит рука. Я глубоко вздохнула, чтобы успокоить нервы, но это не сработало. Когда я попыталась поставить подпись, моя рука все еще дрожала, выдавая мое душевное смятение. Однако прежде чем я успела дописать, его большая теплая ладонь сомкнулась на моей руке, и он наклонился надо мной, опираясь другой рукой на стол. Я почувствовала жар его тела, окутывающий меня, и его теплое дыхание возле уха, шепчущее:
— Обещаю, кем бы ни был этот парень, он не приблизится к тебе, ты под моей защитой.
Боже, он был таким замечательным парнем, что мне стало еще хуже от того, как я ушла от него вчера вечером.
— Я идиотка, — выпалила я в ответ.
— Я в этом сомневаюсь, но почему бы тебе не объяснить мне, почему ты считаешь себя идиоткой?
Повернув голову, я посмотрела в эти яркие глаза медового цвета и выложила все как на духу.