— Ты знаешь, что я уже был женат. И она ушла, потому что я чертовски много работал и не зарабатывал достаточно, чтобы обеспечить ей огромный дом.
— Пожалуйста, не оскорбляй меня, Даллас, я не твоя бывшая жена, — резко ответила я, потому что сравнение с изменщицей причинило мне боль.
Даллас осмотрел меня с головы до пят, но его глаза ничего не выдали. По какой-то причине мне казалось, что он отдаляется от меня, даже стоя рядом, и я так и не поняла, что произошло за несколько коротких часов.
— Ты из богатой семьи, и я никогда не смогу обеспечить тебе такую жизнь, — заявил он с бесстрастным лицом. — Ты привыкла к красивым вещам.
— Думаешь, деньги имеют для меня значение? — огрызнулась я, оскорбленная тем, что он считал меня столь поверхностной.
Деньги никогда никому не приносили счастья. Те, у кого они были, знают это, и я в любой момент променяю огромный особняк на простой дом, полный любви.
— Деньги всегда имеют значение, когда их недостаточно. Ты не росла в нужде, я же вырос с родителями, которые жили от зарплаты до зарплаты. И если бы не футбольная стипендия, никогда бы не поступил в колледж.
— Знаешь, Даллас, это называется обратным снобизмом. Ты, ты… ну, не уверена, что ты делаешь, но по какой-то причине ты обращаешь против меня богатство моих родителей.
— Я не обращаю его против тебя, а пытаюсь дать понять, прежде чем наши отношения перейдут на более серьезный уровень, что я тот, кто я есть: я слишком много работаю и никогда не стану богатым.
Я не знала, кричать или плакать. Создавалось такое ощущение, будто он прощался. Очевидно, что бы ни сказал папа, Даллас решил отступить.
— Даллас, — задыхаясь, спросила я, боясь, каким может быть его ответ, — чего ты хочешь? Забудь, что мои родители обеспечили мне комфортную жизнь в детстве. Скажи мне, чего ты хочешь.
Резко вдохнув через нос, Даллас посмотрел вниз и, сжимая челюсти, уставился на свои ботинки. Я отступила назад и прислонилась к обеденному столу для поддержки, боясь того, что могу услышать. После нескольких секунд размышления он поднял на меня настороженный взгляд, но по-прежнему ничего не говорил.
— Даллас? — прошептала я.
Мое сердце бешено колотилось, потому что я не могла прочитать выражение его лица. Он поджал губы и уставился на меня, решая, чего же действительно хочет. Отпив еще глоток пива, он кивнул, будто принял решение, затем поставил бутылку на стол, подошел ко мне, обхватил обеими ладонями мое лицо и пристально вгляделся мне в глаза.
— Чего я хочу, — твердо сказал он, проводя большими пальцами по моим щекам, — так это владеть той частью тебя, которую ты никому не отдавала, той частью, которая может принадлежать только мне. Хочу чувствовать, как ты дрожишь от одного моего прикосновения, хочу скользнуть в тебя и услышать твой стон. Хочу каждый день заниматься с тобой любовью, пока мир не исчезнет, пока не останемся только мы. Хочу заключить тебя в объятия и защищать, потому что ты вернула в мою жизнь сладость, в то время как все, что мне доводилось до этого пробовать, было кислым. Вот чего, черт возьми, я хочу. Тем не менее, — он спустился вниз к моим плечам, нежно разминая мышцы, — я не хочу, чтобы ты однажды проснулась и почувствовала, что увязла со мной. Мне нужно, чтобы ты была уверена, прежде чем мы двинемся дальше, потому что мои чувства к тебе, подсказывают мне, что если мы продолжим, я тебя не отпущу.
Кровь ревела у меня в ушах, пока я стояла, потрясенная его признанием. Кто знал, что такой мужчина, как Даллас, способен на столь нежные слова любви. Я открыла рот, чтобы сказать ему, что ждала тридцать два года, чтобы отдать эту часть себя тому, кто был верен, защищал и собственнически относился к своей женщине. Такому мужчине, как он, который мог бы заставить меня чувствовать себя желанной и любимой. Настолько, что если бы мы остались вместе через пятьдесят лет, я все еще чувствовала бы себя желанной и любимой.
Возможно, он был прав; возможно, я действительно мыслила старомодно. Феминистки, вероятно, не одобрили бы меня, знай они, что мысль о сильном мужчине, который заботится обо мне, наполняет меня надеждой на будущее, вместо того, чтобы приводить в ярость из-за того, что он считал меня неспособной позаботиться о себе. Что касается его нелепой идеи о том, что я с детства привыкла к богатству и потеряю интерес к нему или разлюблю… что же, это было просто оскорбительно. Я определенно не знала, кричать мне или плакать. Однако что-то мне подсказывало: с таким мужчиной, как Даллас, нужно привыкнуть к столь противоречивым эмоциям.
Принимая это во внимание, я собиралась дать ему понять, что он может оставить свои опасения. Если бы мы остались вместе, он был бы не единственным, кто приносил бы деньги в отношения. Я не была богатой ни по каким меркам, но хорошо зарабатывала на жизнь книгами. Хотя сейчас мне просто нужно было, чтобы он признал, что я не похожа на его бывшую жену, потому что что-то подсказывало мне, что в глубине души именно отсюда и возникли его сомнения.
— Даллас, — только и успела я произнести, прежде чем звонок его телефона прервал меня.
Он на автомате потянулся к сотовому, чтобы проверить, кто звонит. Я полагала, что после стольких лет службы в правоохранительных органах в нем выработался инстинкт отвечать на телефонные звонки. Смерть не ждала завершения разговоров, и, учитывая, что со смертью шли опустошенные семьи, я, не колеблясь, позволила ему ответить, когда он посмотрел на меня.
— Ответь, это может подождать, пока ты не закончишь.
Предоставив ему уединение для разговора по телефону, я прошлась по его гостиной. На каминной полке стояли три фото в декоративных рамах, которые могла купить только его сестра. На всех были изображены его племянница и племянник в разном возрасте. Взяв одно из фото и рассматривая улыбающиеся лица двух любопытных детей, я услышала вопросы Далласа, адресованные звонившему, когда он вернулся в комнату. На его фразу: «Будь через двадцать», я поняла, что ему пора уходить. Он завершил разговор и положил телефон на обеденный стол, прежде чем подойти ко мне.
— Дай угадаю, долг зовет? — Я улыбнулась.
— Я на дежурстве, копам покой лишь только снится, — улыбнулся он в ответ. — Подумай о том, что я сказал, и позвони мне завтра, когда готова будешь ответить.
— Мне не нужно…
Он прервал мой ответ поцелуем, таким же быстрым и крепким, как и первый. Клеймящий поцелуй говорил мне, что он надеялся в моем положительном ответе.
— Мне пора, — пробормотал он мне в губы, не давая сказать что-нибудь еще.
— Хорошо, — ответила я, оставив эту тему на время, так как он, казалось, был полон решимости заставить меня поразмыслить о том, что он сказал.
Даллас взял меня за руку, запер дом и проводил меня до машины. Нежно поцеловав на прощанье, он сел на мотоцикл и уехал.
Вернувшись домой, я покормила кошек, забралась в постель и, потянувшись к пустому месту на постели, поняла, что уже скучаю по Далласу. Скучала по возможности свернуться возле него в клубочек, насытившись после страстного секса. Скучала по его сильным объятиям, пока он играл с моими волосами. Скучала по его грохочущему смеху, когда моя голова лежала у него на груди во время разговора. На самом деле, без него я спала так беспокойно, что проснулась с восходом солнца с мыслью, что мне не нужно ждать, чтобы позвонить ему, потому что я уже приняла решение.
Тем не менее, я прыгнула в душ, покормила кошек и купила кофе и кексы на автозаправке «Старбакс» по дороге к его дому. Я считала необходимым лично сказать мужчине, в которого медленно влюблялась, что никуда от него не уйду. Еще я подумала, что если приду достаточно рано, то, возможно, смогу продемонстрировать ему, насколько он мне важен, прежде чем он отправиться на работу. Все эти мысли проносились у меня в голове, когда я стучала в его дверь, глядя на черный внедорожник на подъездной дорожке. Я была уверена, что Даллас сказал мне, что его второй машиной был грузовик.