- Я…
Баба Нюра меня не любит. Из-за матери, конечно же, та ей жить мешает, а весь негатив на меня рикошетом. Так, к сожалению, часто бывает: ошибки твоих родителей, а отвечать тебе. Увы и ах. Поэтому я не жду жалости и сочувствия, только яда, и не удивляюсь, когда его, собственно, получаю.
- Ты ж в Москве была? Али шо? Хвост и тебе прижали?
От несправедливости перехватывает дыхание. Да, я привыкла к такому отношению с детства, люди есть люди, но…черт возьми, как же иногда хочется, чтобы все было иначе. А не будет.
Я ей не отвечаю — смысла нет, снова поворачиваюсь к нашей затертой двери и давлю на звонок. Баба Нюра фыркает.
- Ага. Звони-звони. Она тебя же так ждет…
Напоследок не уколоть? Куда там. Но я снова остаюсь одна, и, как бы мне хотелось иначе, а по факту так: не ждет и рада меня видеть не будет…
Неожиданно, когда я уже собираюсь уйти, дверь вдруг открывается, и я отбрасываю в сторону глупую дрожь, радостно улыбаюсь. Зря. Это не мама, ее чертов сожитель Василий. Именно из-за него я когда-то сбежала из дома, чтобы больше не вернуться. Точнее из-за одного инцидента, который я вспоминать не хочу ни в коем случае, но из-за которого теперь боюсь на него даже взглянуть. Да и не хочу. От этого козла несет потом, грязью и водкой — гнилой снаружи и внутри, на что там смотреть? Проще в помойку пялиться весь день, та же история, даже немного поприятнее будет.
- Опа-опа, о-па-па, какие люди. Сенечка, ты ли это?
- Мне нужна мама.
- А как же поздороваться с папой? - мерзко ухмыльнувшись, он шатаясь раскрывает руки, но я отступаю.
Ни в жизни к нему не притронусь. Ни за что. Если это пропуск в квартиру, увольте, лучше спать на улице.
Ощущаю, как он медленно проходит по мне взглядом, краем глаза ловлю, как он трогает свой член. Я почти готова сбежать, и это, видимо, читается по тому, как я наклоняюсь к лестнице, но он вдруг резко убирает руку и кивает.
- Ладно, не пугайся ты так. Мы ж семья, просто хотел проявить радушие. Заходи.
Знаю, что не надо этого делать. Я знаю! Но я захожу внутрь, когда слышу мамин голос:
- Вась, кто там?
Она может мне помочь. Она, наверно, многое знает о том мире, сможет мне что-то посоветовать. Но это только прикрытие. Я пытаюсь разумно объяснить хотя бы себе, зачем переступаю порог этой квартиры, но на самом деле меня к ней просто тянет. Я ее люблю. Сейчас, когда я в дикой панике и не знаю, что мне делать, она нужна мне.
- Мам, привет…
Каждый раз видеть ее в толпе этих нелюдей мне сложно. Мама выделяется даже сейчас, как роза в колючем кустарнике. Поникшая, подвявшая, а все равно роза. Держится она иначе, ведет себя по-другому. Не пропила манеру подавать себя выгодно даже за столько лет. Сейчас она смотрит в окно очень драматично, потом медленно опускает руку и поднимает пусть и пьяные, но все еще яркие глаза.
- Есеня? Это ты?
- Она, она, Любовь. Кто ж еще то…- мерзко тянет позади меня Василий, а потом я чувствую его руку на пояснице.
Господи, как прошибает. Клянусь, я каждую трещинку на его сухой коже ощущаю даже сквозь плотную, брендовую джинсовку, которую мне дала Светка. Отпрыгиваю в сторону, попутно сожаления, что взяла такие хорошие вещи. Жаль, что у нее других не водится: алкаши ведь как? В брендах не разбираются, но дороговизну чуют за версту.
- Ля какая краля! - гогочет вечный подручный Василия — Толик.
Я на него злобно смотрю, так чтобы отбить все желание зубоскалить, и он тут же глаза свои в пол опускает — трус. Толик «узкий» сам, и если Василий хоть когда-то походил на мужчину, этот навечно застрял в теле пубертатного подростка. Короче говоря, Василию подтявгивает, а сам из себя ничего не представляет.
- А ну дай-ка папе посмотреть, что ты там прячешь…
Василий вырывает у меня рюкзак, а когда я тянусь к нему, чтобы забрать, тут же получаю сильный удар под дых. Давлюсь воздухом и сгибаюсь под веселый смех компании. Твою мать. Я уже и забыла, каково это быть в этом доме, когда нет у тебя защиты никакой…Мама вон отворачивается обратно, будто ничего не происходит, да и не жду я другого, если честно. В себя быстро пришла, достаточно было вспомнить на «вкус» кулак Василия.
- Ох, смотрите какие тут трусики…
Начинается…Пока я стараюсь восстановить дыхание, Василий вытаскивает из рюкзака все те малые пожитки, которые мне дала Светка. На пол летит все: белье, на которое жадно смотрят мужчины и с завистью женщины, затем футболки, штаны…Я знаю: еще секунда и он непременно найдет деньги, что же мне тогда делать? Это будет конец. Поэтому подбираюсь и вскакиваю, но слишком поздно: все уже кончено. Розовые, пятитысячные купюры обнаружены, а на меня обрушивается смачная пощечина, которая сбивает с ног.