- Не рыдай. Я сказал, что не трону тебя.
- Но ты это сделаешь…
- Определенно да.
Ладонь снова отправляется в путь, а ухмылка становится ярче. Он касается моей шеи, слегка надавливает на колотящуюся в такт пульсу венку, переходит на ключицы. А потом добирается до груди. Если я до этого момента считала себя нервом, то когда он ее касается — я в этом убеждена на сто процентов. По телу тут же проходит дрожь, а с губ срывается тихий стон, в момент, когда Алан подцепляет остро стоящий сосок и зажимает его между пальцев. Совсем слегка, и я совсем тихая, но все равно тут же вспыхиваю сильнее. Еще волна меня накрывает, когда он проводит большим пальцем по кругу, снова медленно, словно ярко. Господи. Дрожь опускается вниз живота, как монетка в мою копилку, а я вдруг с ужасом понимаю: мне нравится. Нет отвращения — тело ему поддается. Я даже двигаю бедрами. Неосознанно, но факт. Ближе. К нему.
Алан отпускает мои руки и присоединяет вторую к этой пытке, а это ведь пытка. Всеми фибрами души и сознания, я стараюсь оттолкнуть эту налившуюся тяжесть внизу живота, отрицаю изо всех сил ее наличие, а он, как мощный бомбардир, долбит по моей броне своими тягучими снарядами. Опускает на дно.
Кладу руки ему на запястье и молю.
- Пожалуйста…
Но он тут же хватает меня за волосы и тянет на себя. На этот раз не больно, скорее просто, чтобы покорилась. Я издаю глухой стон, когда касаюсь его рубашки ноющими, жаждущими продолжения банкета вершинами, а он тихо, как-то урчаще, шепчет.
- Пожалуйста что?
Его запах меня обезоруживает окончательно. Я не могу сформулировать мысль, мечусь внутри своей черепной коробки от «отпусти меня, прошу» до «никогда не отпускай меня, умоляю». И теперь я вижу его глаза. Они голубые вообще, я четко помню тот исходящий от них холод и ощущение зимы, но теперь я чувствую другое. Когда я смотрела на него в прошлый раз — буквально слышала запах снега и льда, морозного ветра, а теперь я слышу только огонь. Горячий, всепоглощающий огонь, черт бы его побрал, который палит меня до костей, когда он плавно приближается и касается моей кожи губами. Чтобы удержаться, мне приходится упереть предплечья в сидение, и следом я придавливаю в него лоб, чтобы не застонать в голос. Господи! Как это возможно? Я такого никогда в жизни не испытывала, чтобы вот так долбило изнутри — а меня буквально раздирает пульсация. Я знаю, как ее унять, как прекратить эти муки, но буквально вонзаю ногти в кожу, лишь бы даже на полшажка не дернуться в сторону взмокших трусиков. Какой позор, Есеня…
- Ты хочешь, чтобы я продолжил, - не спрашивает, утверждает.
Такой, как он никогда не спрашивает. Он проводит языком по кругу, намеренно задевая изнывающую середину, и я готова волосы на себе рвать. Да за что ты так со мной?! За что пытаешь? Мучаешь? Он ведь именно это и делает — ему так нравится.
- Нет, - собираюсь с силами и рву с придыханием, а в ответ слышу глухой смех.
- Ты врешь.
Его пальцы отгибают края трусиков так быстро, что я не успеваю сообразить, как будто плаваю в густом желе. Но черт! Он это делает, а ты сидишь! Есеня, твою мать! Дергаюсь, но позорно признаю, что совершаю свой привычный маневр лениво, и Алан это тоже чувствует. Смеется, откинув голову на подлокотник, а когда я встречаюсь с ним взглядом, протягивает, медленно расставляя акценты.
- Ты пахнешь малиной, поэтому на этот раз я прощаю тебе вранье, Есеня. Но если повторишь это снова — накажу.
Рывком он сбрасывает меня с колен, я тут же отползаю от него на другую сторону машины. Благо здесь много места, есть возможность. Все еще не могу отдышаться, все еще меня колотит, а еще…черт, так обидно. Что это было?! Почему он остановился?! Я ему не понравилась?! Алан отвечать не собирается. Он откашливается, поправляет брюки, а потом вытирает мокрые от меня пальцы о мою футболку и швыряет ее мне в лицо. Нагло, мерзко и унизительно.
Ему не нужно отдавать приказов, я одеваюсь сама, да так быстро, что мне бы позавидовал Флеш. А яд от неудовлетворение сочится, и я не могу его сдержать…
- Ну и? Удовлетворен?
Дарит мне всего одну усмешку, потом достает телефон и куда-то звонит. Мне на миг кажется, что вот сейчас он скажет: такая мне не нужна, ведите новую. Где-то в глубине колет обида. Я это не признаю, конечно, да и он говорит совершенно другое:
- Иванова Маргарита Степановна. Выясни все о ее долгах, оплати и пригони ей человека в помощь. Нет, кого-нибудь спокойного, но неважного. Он будет работать в поле.