- А чай тоже не положено? С печеньем.
Мужчина щурится. Он с меня взгляда не сводит, будто я кобра какая-то, присаживается следом на стул у двери, слегка мотает головой. Так, ладно, теперь я в тупике. Что это значит? Не положено или он не против? Решаю не уточнять, совсем иначе кринж, достаю две чашки и печенье. Двигаю к нему ближе.
- Можно выйти и налить воды?
- Куда?
- Прямо по коридору, дверь следующая.
Снова думает, но меньше — кивает. Я выдыхаю. Ага, спасибо, блин, большое. Хотя ладно, наверно это его предел. Точнее предел моего поводка.
Пользуюсь случаем и выскальзываю из комнаты с чайником наперевес, чтобы сразу же столкнуться со Светкой.
Она уже открывает рот ради радостного приветствия, но я прикладываю палец к губам и мотаю головой, потом указываю в сторону туалета, мол, пойдем.
Идем, а что остается? Она вопросов не задает — в курсе, но уже там сразу хватает меня за руки и улыбается.
- Это и правда ты! Я думала, что никогда тебя больше не увижу!
- Он меня нашел. Сразу при том.
- Знаю.
- Да?
- Ага. Ид сказал.
Она как-то сменяет настроение на еле уловимую грусть, и я хмурюсь.
- Что такое?
- Да нет…ничего. Неважно это. Как твои дела? Он тебя…
- Все хорошо.
Отрезаю сразу. Я, конечно, знаю, что она иначе не могла, а обиду затаила. Ничего с собой сделать не могу. Света все понимает без объяснений.
- Злишься.
Поджимаю губы и подставляю старенький чайник под тонкую струйку холодной воды. Молчу. Что еще сказать? Совершенно без понятия. Нет, правда. Что мне сказать? Спасибо, что попыталась спасти, но вместе с тем сдала? Я, конечно, понимаю прекрасно, что Алан меня все равно нашел бы. Он, как пес, почуявший кровь пер по моему следу да так, что не сдвинешь, а все равно мне дико обидно.
- Есень, прости меня, но ты просто не понимаешь…
- Забудь.
- Злишься на меня…как тут забудешь?
- Мне возвращаться надо.
- Есеня…
- Свет, правда надо. Он ко мне охранника приставил, не хочу, чтобы его видели больше, чем это уже произошло.
Она начинает улыбаться.
- Ох, Есеня…
- Да-да. Я представляю, что уже все всё обсудили, но все таки…
Вот вроде и говорю, что «представляю» — по факту это полная хрень. После чая со своим надзирателем, который не отказался в результате от печенья, а слупил его до последней крошки, я принимаюсь за свои обычные обязанности. Разобрать бумаги, погладить миллион вещей, все развесить — моя работа такая. Творческая составляющая для меня под замком, к сожалению, а я все равно пытаюсь. Когда наша горячо любимая мегера появляется в гримерной, я напрягаюсь и тут же глазами ищу свою папку с набросками. Вон она лежит, акурат рядом с моей бородатой тенью — незаметно ее беру, а сама только на нее и смотрю. Вон она в компании художниц, как раз собирается на совещание — это мой шанс. Подойти к ней вот так прямо я решилась всего однажды, когда она как раз приняла мой эскиз бутоньерки, так чем черт не шутит?
- Извините? Юлия Семеновна?
Нехотя она останавливается на подходе к своему кабинету и медленно так оборачивается. Я боюсь к ней приблизиться, но, если честно, после общения с Аланом у меня куда больше уверенности. Когда такой мужчина говорит то, что говорил он — ЧСВ автоматически поднимается вверх. Я подбираюсь, выдыхаю и делаю на нее шаг.
- Я…я хотела…Вы не посмотрите мои эскизы? Может быть вам понравится что-то? И…
Щелчок языком. Я вижу, как ее глаза медленно наполняются ядом, и тут же схлопываюсь — мне это уже очень и очень не нравится. Интуиция подсказывает, что дальше будет только хуже, и, знаете? Она меня редко подводит.
Юлия Семеновна делает на меня шаг, презрительно поджимает губы, осматривает еще так с головы до ног, транслируя всю свою неприязнь, а потом издает холодный, как ее душа и сердце, смешок.
- С чего ты взяла, что можешь предлагать мне свои…кхм, эскизы?
- Я…я просто…я…
- Нет. Не можешь. Мне плевать, с кем ты теперь спишь. Меня заставили всего лишь не выгонять тебя взашей за твои прогулы, ни о каких эскизах речи не шло.
Краснею тут же. Мои «коллеги», кто сочувствует, но больше, конечно, усмехаются надо мной, будто я заслужила весь этот яд. Будто они, как единый организм, а точнее многоголовая Гидра — поддерживают и множат раны от ее слов.
- Вообще, Есеня… - продолжает, не выбирая выражений, - Я рада, что ты наконец-то пристроилась, потому что знаешь? Это ведь единственное, в чем ты сможешь преуспеть — ноги раздвигать. Держись за его ширинку покрепче, авось мне снова позвонят среди ночи и велят повысить тебя до настоящего художника. Тогда я никуда не денусь, посмотрю твои эскизы.