Но мне не удается в полной мере осознать произошедшее или не удается придти в себя — не разобралась точно. Свет резко включается, а на пороге стоит Алан.
Я — парализована. Я — в смятении. Но не надо думать, что если он вальяжно и плавно прижимается плечом к дверному косяку, значит, что не злится. Еще как! Я отсюда чувствую его внутреннюю бурю, ураган, ад, который непременно обрушится на мою голову, только вот в чем загвоздка. В формулировке. Он ведь действительно непременно обрушиться на меня, еще секунда-другая и все! Поэтому что мне терять? Нечего.
- Что эта фотография делает под твоей клавиатурой?
Спрашиваю тихо и глухо, поднимая снимок когда-то красивой женщины, которая продолбала все, что могла. Алан молчит. Он цепляется за нее взглядом, усмехается, но снова смотрит на меня. Я знаю, что и это не признак спокойствия. Он просто не может говорить от ярости…но мне снова плевать. Я отбрасываю уродскую папку в сторону и повышаю голос:
- ЧТО ОНА ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТ?!
- Аккуратней с моими вещами, птичка, - хрипит в ответ, - Я за это много выложил.
- Отвечай!
- Без понятия. Может быть вывалилась?
Врет.
- Ты врешь… - шепчу, он делает на меня шаг.
- Что здесь делаешь ты? Это куда интересней.
- Я знаю, что ты врешь!
А вот теперь ему срывает все предохранители. Алан не привык, чтобы на него орали, естественно! Царь и бог же, куда нам, простым смертным?! Поэтому больше он не говорит и вряд ли планирует дальше, вместо того надвигаясь огромной, бескомпромиссно стеной. Знаю, что будет по сюжету, когда Лев меня настигнет: он схватит, орать начнет и выговаривать, а может что похуже?! Я ведь нарушала его правила, черт бы их побрал! Но хрен тебе! Ты будешь говорить, чего бы мне это не стоило.
Страх и адреналин — плохой коктейль, дурной, толкающий на глупости. Молниеносно я открываю первый ящик и хватаю пистолет, гонимая паникой, наставляю на него. Берсанов замирает. Так, хорошо, тормознула, а теперь…
- Говори, - еле выталкиваю из себя слова с трясущейся рукой, словно меня разбил инсульт, - И говори правду! Или, клянусь, я тебя продырявлю!
Алан молчит. Он явно оценивает меня и мои возможности, но, спорю на что угодно, тонкий шрам на ладони сейчас ноет и дает подсказку: эта чокнутая способна на все особенно в таком состоянии. Давай-ка полегче. Я по крайней мере на это рассчитываю.
Но, как говорится, чужая душа — потемки. Еще пара секунд и я слышу тихий смех, а потом он снова идет на меня. Медленно и вкрадчиво, не отводя взгляда — я пячусь. Знаю, мои дни сочтены, потому что уверена, что он знает тоже: я никогда не выстрелю. В него.
- Глупая…глупая, маленькая птичка…
Алан останавливается напротив, я, как и предсказывала, лопатками подпираю книжный шкаф и луплю глазами, точно дура. Забыла обо всем — пистолет в моих руках, а дуло его прижато к груди, где бьется самое противоречивое, но большое сердце. Я знаю, что оно неидеальное, знаю, что в нем много и дерьма, и тьмы, и чего еще там только нет! Но в нем бьются и другие краски, Алан ими пестрит. Он — несовершенный герой моего несовершенного романа. Моя главная боль. Моя погибель…и мой возлюбленный. Я ведь полностью, безоговорочно, сильно и страстно влюблена...
- Стреляй, - шепчет, я всхлипываю.
Его красивые губы трогает легкая усмешка, а пальцы убирают прядь волос мне с лица.
- Ну же. Я ведь даже не сопротивляюсь, птичка. Стреляй. Жми на курок.
- Что эта фотография делает под твоей клавиатурой? - молю еле слышно, - Ответь…правду.
Дальше мне чудится, что сейчас это случится. Я будто вижу в его необычайно глубоких глазах желание все мне рассказать, но оно тут же замерзает, как если его окунуть в жидкий азот.
Алан ударяет по пистолету, выбивая его из моих рук, а потом хватает за шею, придавливая ровно по сценарию к полкам, гнущимся под тяжестью толстых томов. Спорю на что угодно, если здесь и есть любовные романы, вряд ли в них можно было бы найти что-то похожее, но в моем — да. Это и есть наши отношения. Это и есть «новые порядки», которые новыми являются лишь номинально. Так всегда было: все только так, как хочет он, иначе — он заставит, если иначе. В нашем лексиконе этого слова нет и никогда не было. Только по «его».
- Думаешь, я держу коллекционные пистолеты заряжеными, моя непокорная птичка? - Алан забирает из моих дрожащих пальцев снимок матери и мнет его в своем огромном кулаке, - Надо было внимательно меня слушать, девочка.
- Откуда ты знаешь мою маму?
Самый логичный вопрос, который я только могу придумать — это он. Наконец-то я его произнесла. Сколько месяцев отмахивалась от сигналов? Не счесть. Больше нет пути назад. Я все знаю. Точнее как? Я знаю, что он меня обманывает. Знаю, что в этом замешена моя мать. Я знаю! Всегда знала...Почему же я раньше не спросила? Да потому что это сродни переходу невидимого рубежа : после уже не будет, как раньше. Алан это тоже понимает? Или ему просто плевать? Ведь дальше, словно и не слыша меня, рычит.