Задумываюсь, остановившись перед пейзажем летнего озера и леса. Красиво. Я бы хотела уметь рисовать также, хотя, наверно, умей я также, бросить все было бы куда сложнее, так что не жаль. В конце концов, все что не делается — к лучшему.
- Никогда не любил пейзажи. В них будто смысла нет.
Алан говорит это, остановившись за моей спиной, но я не реагирую. Только моргаю пару раз и делаю небольшой шаг в сторону скорее даже непроизвольный. Где-то на подсознательном уровне быть так близко с ним не хочется совсем, я ведь, опять же на подсознании, чувствую запах дешевых духов этой чертовой Милы — для меня он теперь грязный. Не мой. Моим и не был, но теперь, когда меня так явно тыкнули в это носом, для меня Алан потерян навсегда.
- Ты правда думаешь, что игнорируя меня, сможешь чего-то добиться? - усмехается и делает ответный шаг, становясь плечом к плечу, - Нет. Ты все равно долго не выдержишь.
- Я тебя не игнорирую, просто не знаю, что сказать на это.
- Ты всегда знаешь, что тебе сказать.
- Видимо не всегда.
Молчит пару мгновений, и вдруг совсем тихо говорит.
- Мы договорились, что ты скажешь, если тебе будет больно. Зачем ты молчала?
- Потому что говорить об этом нет смысла.
- Да ну?! Выставить меня ублюдком захотелось?! Думаешь, что так получится продавить?!
Снова рычит и злится, но я молчу. Хватит. Все, что надо было, я сказала, а теперь хватит уже. Я хочу погрузиться в прекрасное, возможно даже удасться почувствовать запах свежескошенной травы, если сосредоточиться, но…
Куда там?
Планы резко меняются, когда я вижу, как Алан тянет руку к полотну: этого я стерпеть уже не могу. Вдруг внутри что-то взрывается, и я резко хватаю его за запястье и зло смотрю в глаза.
- Не трогай, это запрещено!
- О, запрещено? И кем же? - усмехается вновь зло, вырывает руку, а потом подбородок поднимает и чеканит, - Я могу делать все, что я хочу.
- Этой картине больше трех ста лет! Она — уникальна, а ты ее испортишь! Так что нет! Не можешь!
- Если я могу ее купить, значит могу трогать.
- Только потому что ты можешь что-то купить, не значит, что тебе все позволено! Это не так!
- Но это так! - Алан злится сильнее и делает на меня шаг, становясь вплотную, - Этот мир работает именно по этим законам, дорогая. У меня есть деньги и власть, а это значит…
- Что ты просто жалок!
Хочу отойти, но он успевает раньше схватить меня за шею и вернуть на место. Молчит теперь. Я тоже. Оба злимся. Наше противостояние иногда пугало меня, но уже после. В этот момент мне никогда не было страшно, как и сейчас не страшно. Что-то происходит, когда наша энергия вот так вот сталкивается, будто я от него подзаряжаюсь, а может просто я по жизни в таком диком ужасе пребываю, что встретив кого-то настолько бесстрашного, неосознанно за ним повторяю? Как хамелеон. Приспосабливаюсь, так сказать…
Обещаю, что когда-нибудь я в этом разберусь, но сейчас не «когда-нибудь», а сейчас. Тем более Алан вдруг смягчает давление и неожиданно, еще тише говорит.
- Причина, по которой ты попала ко мне, уже не имеет никакого значения, Есеня. Все изменилось.
- Значит, она все же есть?
- Да, и ты это уже поняла.
- Я хочу ее знать.
- Нет смысла.
- Кто это решил?!
- Я. На сегодня хватит с тебя искусства. Это, кстати, тоже я решил. Домой!
Грубо развернув меня в сторону выхода, Алан сжимает мою руку и набирает скорость, а я что? Глотаю молча слезы и обиды: у меня нет другого выхода. Я слабее. У женщин вообще что есть против мужчин? Только язык — единственное наше оружие, но какой смысл его применять? Если Алан из тех мужчин, которые тоже владеют этим искусством даже лучше самой богатой на словарный запас дамы?
- Зачем ты вообще приехал? - бурчу под нос и просто в воздух, - Будто тебе там заняться нечем…
Я правда не преследую цели его задеть или обидеть, да и как можно? Мои слова не несут в себе никакой подоплеки, лишь подчеркивают очевидное, а он вдруг реагирует остро. Мы как раз выходим к подножию лестницы, поэтому когда Алан оборачивается, я на одном уровне с его лицом. Так мне видно лучше с какой скрытой агрессией он усмехается и тянет играючи.
- А ты думала, что будешь моей единственной? Есеня, ты же не дура, должна понимать, что этого не будет никогда. Тебе придется привыкнуть. Будешь ли ты самой дорогой? Бесспорно. Но одной? Никогда.
В этот момент меня поражает вспышка такой жгучей ненависти и ярости, что дальше я себя не контролирую. Мне плевать на посетителей, который уставились на нас, как на каких-то небожителей. Плевать и на тех, кто смотрит как раз наоборот с ненавистью. На людей его с прибором положить, даже на явную разницу в нашей силе! Я просто хочу сделать ему также больно, как он мне, поэтому подаюсь вперед корпусом, замахиваюсь, и в последний момент вижу, как он просто отходит в сторону…Внутри разливается холодный, дикий страх, подпитывается чувством свободного падения, а потом тело пронзает острая боль в ключице. Бедре. Животе. И, наконец, в голове. Кровь течет из носа…Я лежу у подножия этой самой лестницы и за миг до того, как меня поглотит темнота, думаю: это ж надо столько степеней пролететь и не умереть? Или это все-таки конец? Так все и завершится? Птичка упала с высоты, сломала крылья…или лежит на палубе парома с пулей в спине. Как Лариса… Я ведь тоже с пулей. Почти с пулей. В моей спине торчит дюжина ножей, а его — последний.