Он сбивает меня с прокурорского сына, прижимает к полу, завеса ведь снова опущена. Меня трясет аж от ярости, бьет мелкой дрожью — серьезно, кстати. Все вокруг ярко красное.
Я ору. Ору отчаянно, срывая связки. Упираю голову в пол — он ржет только громче и пропевает:
- Вот так, Барсанов. Вот таа-а-а-к…Твоя очередь. Нравится?!
- ГДЕ ОНА?! ГДЕ?!
- Ты никогда этого не узнаешь… - новый виток смеха.
Бес расслабляет руки и прикрывает глаза, подсунув их под голову.
- Ты ни-ког-да ее не найдешь. Не увидишь. Ни-ког-да.
- Я ТЕБЯ УБЬЮ!!!
- Не убьешь. Мы оба это знаем. А еще мы оба знаем, что Есеня для тебя потеряна. Один-один.
- ДА АНЯ ТВОЯ САМА ХОТЕЛА ОТ ТЕБЯ СВАЛИТЬ, ТЫ МУДАК СРАННЫЙ! ОНА СБЕЖАЛА СА-МА!!!
- Твоя Есеня тоже, - он поворачивает голову на меня и подмигивает, пока я ловлю дикий ступор, - Да, Берс. Она сама согласилась — получай. Карма та еще сука.
- Я тебя уничтожу… - хриплю, он кивает.
- Попробовать — пробуй, но уничтожить? Это вряд ли.
Сталкиваю с себя Умара и поднимаюсь на ноги. Снова хочу убить бывшего лучшего друга, но какой в этом смысл? Случись что с любимым сыном этого ублюдка-его папаши, я сяду. Гарантировано. Так что нет, спасибо — в мои планы это не входит. Другое — да. Нары — не в этой жизни.
Ну что, птичка…улетела? Ничего. Я найду тебя. Клянусь богом — найду.
Эпилог
Три года спустя;
Алан
Единственное время дня, которое теперь у меня осталось — это обед. Спокойные полтора часа жизни, полностью, целиком мои. Я всегда обедаю в своем ресторане в центре Москвы за моим столиком, который никто не занимает, кроме меня. Сюда я тоже никого не приглашаю. Есть такие места, из списка тех, что принадлежат только тебе — вот одно из них. Любимое блюдо, бокал любимого вина, чтобы дальше окунуться в жизнь, в которой не осталось ничего любимого.
Я постоянно работаю. Знаете? Всегда думал, что это все — не моя история, но мы можем только предполагать, а остальное, как говорится, в руках Божьих. Да и плевать. У меня есть цель, к которой я иду, пусть на этом пути все глухо, как в пустыне с водой.
Твою мать.
Есеня, как сквозь землю провалилась. Очевидно, что этот ублюдок умеет прятаться и прятать. Его папаша — серьезный военный, там никаких сомнений. Всему научил своего змееныша. Ну ничего. Никто Берсанова не переплюнет в упорстве и целеустремленности. Сказал найду? Значит из под земли достану!
- Ну привет, старый друг.
Медленно поднимаю глаза. Как почуял, а? Что я о нем думаю?! И как его вообще сюда пустили, поскудника этого?! Бес ничуть не изменился. Постарел разве что, но не шибко. Хотелось бы сказать, что загибается? Увы и ах, это не так. Мы друг друга покусали нормально, но шрамы остались исключительно с внутренней стороны. Снаружи, как обычно, мы — две скалы. Смотрел тут на днях «Хоббита» с женой, так там была сцена, где дрались два каменных великана. Сразу о нас с Бесовиком подумал. Сразу захотелось ему поднасрать. Я это, собственно, сразу и сделал. Чего мелочиться то?
- Какого хрена ты забыл в моем ресторане?! - рычу, он усмехается и нагло отодвигает стул, - Я тебя не приглашал присесть.
- Поостынь, друг. Отзови своих псов, поговорить надо.
Смотрю ему за спину на свою охрану. Умар, как и всегда, ее возглавляет. Я наказал его за то, что произошло в больнице. За то, что прошляпил мою птичку, но отказаться от него навсегда? Нет. Не могу. Он еще маму мою знал, да и мне всегда был ближе отца. Научил многому. Я без него, как без рук.
- Нам не о чем говорить, - не смотря на сказанное, даю команду отступить, а сам опускаю взгляд в тарелку, - Вали, пока я тебе снова морду не разбил.
- В последний раз выиграл я.
- Серьезно. Вали. У меня был херовый день, тебя только не хватало.
- Что так? Обвал на рынке ценных бумаг?
Снова смотрю на него и его чертову ухмылку. Почему чертову? Потому что хочется ответить. Леха — мой лучший друг, тем страшнее его предательство, так что можно смело сказать, что я ненавижу его, также сильно, как люблю. А я люблю. Без соплей и дуризма, но со всей душой. Он мне по-прежнему дорог, поэтому жив. Я ему, очевидно, тоже. Дышу ведь.
- Я пришел… - Бес на миг медлит, усмехается и достаёт сигарету из пачки, - Не верю, что это говорю, но с белым флагом.
- Ух ты.
Вот теперь смешка сдержать не получается. Я смотрю на то, как он зажигает белый фильтр, посмеиваюсь, а сам…что же, убить его хочу, вот что!
- Надеюсь, что это шутка. Если так — чувство юмора у тебя поослабло.
- Ну…в архиве его не потренируешь. Дела не отвечают мне взаимностью.
Теперь усмешка моя становится гаже, но тем приятнее для меня. Я откидываюсь на диванчик, лениво покручиваю бокал с вином, делаю глоток.