Может прямо… на этом столе?
Дорогущим, лакированном столе из африканского дуба, на котором так педантично сложены одинаковыми стопочками ценные бумаги.
— К-куда?
Что я опять не так сделала? Чем демона ледяного, бездушного разгневала?
Всё-таки передумал? Решил на заброшенную стройку вывести и устроить наказание?
Я с ужасом жду, что он сейчас вызовет того нагловатого охранника, который успел ощупать меня в самых сочных местах, наденет на голову чёрный мешок и зашвырнёт в багажник.
Чтобы что?
Чтобы я пожалела.
Чтобы увидеть мои лживые глаза, полные слёз и боли.
Как он и хотел…
Одной рукой Давид подхватывает со спинки кресла свой модельный пиджак, второй — стильный кожаный портфель, стоимостью как новенький смартфон, я уверена, направляется к выходу, гордо выпрямив спину.
Шагает как мужская модель по подиуме на горячей премьере мод, только и поспевай за ним следом.
— В клинику. Пройдёшь осмотр и обследование под моим строгим надзором. В это раз обмануть не получиться. Я должен убедиться, что ты девственна и ничем не больна, прежде, чем сделать тебе ребенка.
— Что?
Бледная, застываю мёртвой статуей посреди роскошных хором.
Грациозно оборачивается, снисходительно глядя на меня сверху вниз, словно царевич на холопа.
— Наследника. Моего наследника, Анна, — вкрадчиво рубит господин, прожигая меня опасными, коварными глазами. — Ты родишь для меня его. Дашь жизнь наследнику Усманова, после чего мы с тобой распрощаемся, я надеюсь. Простушки, живущие на нищенскую зарплату санитарки, увы, не в моём вкусе.
Умереть. Не встать.
Стойко терплю все его издёвки и нападки, ведь у меня нет выбора. Это всё ради глупой сестры, ради бабушки, ради наших жизней.
Давид морщит нос, снисходительно рассматривая меня сверху вниз, не стесняясь. Оценивает во мне всё: причёску, одежду, манеры в поведении. Судя по выражению его холодно-красивого лица, он не в восторге. От слова совсем.
Слишком проста для него с виду?
Вообще меня очень удивляет тот факт, почему он выбрал именно Киру для заключения сделки на суррогатное материнство, а не какую-нибудь другую девушку из его социального класса.
Вероятно, в этом есть причина. В первую очередь, она кроется в том, что я полностью здорова. Даже алкоголь ни разу не пробовала и веду полностью здоровый образ жизни. Раз в неделю бассейн, два раза в неделю спортивный зал. Если время позволяет — вечером также практикую пробежки или быструю ходьбу.
Усманов принюхивается, морща нос, мгновенно выдаёт:
— Когда прибудем в мой особняк, хочу, чтобы ты помылась. От тебя пахнет как от дешёвой столовой.
Язык собственный кусаю.
Давно меня не оскорбляли.
Пахнет как?
Кухней?
Это из-за того, что я люблю готовить. Увлекаюсь выпечкой. Пеку пирожки, которые отношу в дом престарелых и угощаю ими брошенных на произвол судьбы, никому не нужных стариков — друзей моей любимой бабушки Люды.
Странички просто обожают мои пирожки.
С картошкой, луком и яйцом, вишней, абрикосом...
Не знаю почему, но пирожки у меня получается готовить лучше всего. Пальчики оближешь!
Наверно поэтому старички их так любят, что с нетерпением ждут меня в гости. А мне только в радость! Заботиться о хороших людях и дарить им тепло. Потому что о них, кроме сиделок приюта, никто не заботится. Приют там небольшой, и почти ни у кого из пожилых людей нет родственников. Они одиноки, некоторые больны.
Сейчас бабушка живёт в доме престарелых, видимся мы, к сожалению, не так часто, из-за того, что мне приходится много работать. Мама ушла от нас очень давно, её увел на небеса рак головного мозга…
Отца я не знала и не видела. Мама никогда не рассказывала нам про отца, видимо, воспоминания причиняли ей боль, потому что он плохо с ней обошелся — бросил беременную, беременную двойней молодую девушку и куда-то исчез.
— Будешь выполнять мои приказы с полуслова, особенно, когда забеременеешь. Нанятые мною специалисты распишут для тебя режим дня и рацион питания. С сегодняшнего дня у тебя, Анна, начинается новая жизнь. И твоя жизнь… теперь принадлежит мне.