- Что же это вы сюда пьянствовать пришли?
- Ну, конечно, ведь места больше нет, - съязвил ему в ответ Василь.
Его ответ смутил его еще больше.
- А ну, проверь его, - сказал он тому остроносому. Парень подошел к Василю вплотную и потребовал дыхнуть на него. Василь набрал побольше воздуха и выпустил в лицо парню. Он весь съежился, лицо сделало неприятную мину. Но, видимо, ничего не понял и сказал:
- Еще! Василий еще проделал это упражнение. Парень опять весь съежился и выпалил, обращаясь непонятно к кому, к нему или ко всем остальным:
- Луком закусывает! Этот ответ также не устраивал подполковника, тем более, что кроме остальных, за этой сценой наблюдал еще один молодой, круглолицый офицер ВДВ*.
Подполковник взял с подноса стакан, вытер его и предложил Василию также дыхнуть в него. Тот выполнил и эту процедуру.
Подполковник понюхал стакан, затем поставил его на место и начал думать.
Василий, видя его таким смущённым, стал доказывать ему, что все, мол, как видишь, прояснилось, что он вовсе не шпион и поэтому предлагает восстановить статус-кво, то есть повернуть время событий часом назад и не смешить молодых солдат своими выступлениями, тем более, что в любую минуту можно ожидать нападение настоящих врагов, а он, как боевая единица, вне дела.
Конечно, подполковник вовсе не хотелось оставаться ошибающимся перед своими подчиненными, но в то же время он понимал, что в другом случае ему необходимо будет оправдывать свои действия перед Макашовым.
Он колебался, хотя глупый конфликт был ни к чему, но ему, как офицеру, совершенно не нравилось и беспардонное обращение к нему на “ты” со стороны офицера ниже по званию.
Но Васю его звезды ничем не обязывали, и он его, как и всех в этой ситуации, считал на равных. Тем более что он ему был совершенно незнаком.
Так они стояли, слушая потрескивание свечей, оба колеблясь в своих мыслях. Но тут в открытых дверях появились два молодых Баркашовца, те, что видели, как Василий наливал вино солдатам, за ними стояли те же солдаты.
Тут уже он понял, что его дурацкое положение еще усугубилось и теперь подполковник не вернет ему автомат, это точно.
Молодые люди позвали подполковника, он вышел.
По одному входили и выходили Баркашовцы. Входящие будили лежащих между рядами скамеек, ложились спать вместо них, те уходили.
Василя сзади уже никто не охранял, только впереди за столом, обставленным свечами, сидел дежурный. Он предложил, чтобы, Вася, не теряя времени, ложился между рядов да вздремнул, а “утро вечера мудренее”.
Но сон у него улетучился, мысли его неслись быстро, вся напряженная обстановка, ожидание штурма - все у него отошло на задний план, он был под арестом, даже в случае штурма. - Как все глупо! Как все глупо.
Из открытой двери в коридоре ясно слышался голос подполковника:
- Говорите только правду! Сколько он вам наливал? Он заставлял вас пить?
Василий лет десять - пятнадцать практически был равнодушен к спиртному, в отличие от его бурных студенческих лет. Для него это уже был пройденный этап, он давно сделал вывод, что “заливать глаза”- это просто маскировать слабость своего характера от окружающих, а пьянка - это удел плебеев и шутов.
- И так глупо, так глупо...
- Что он вам говорил? - неслись из темноты дверей вопросы подполковника.
- Так и говорил, что танки будут стрелять? И авиацию применят?
Настроение у Василия упало совсем до последнего минимума. Мысли его уже не бегали, ему стало все равно. Он просто сидел и думал:
- Вечно все у него в жизни не так, как у людей. Ведь ни с кем из других такой глупости не случилось, а именно с ним. Все остальные выполняют свой долг совести и чести, несут службу по охране тех, кому народ доверил представлять свои права в самых высших инстанциях власти. Они защищают совесть и честь народа, готовые безропотно отдать жизнь за правое дело. А он сидит здесь в роли какого-то арестанта - штрафника.
Ему стало так обидно за себя и даже жалко. Он невольно в мыслях вернулся на много лет назад в свое далекое детство, когда он, как А.В.Суворов, рос худым и слабым мальчиком, которого постоянно обижали старшие ребята.
Правда, природная воля в дальнейшем переходном возрасте целеустремленными упражнениями позволила ему изменить свой физический облик, и его потом, уже, мягко говоря, никто не обижал.
Но сейчас он сравнивал себя с тем ребенком, который, спрятавшись, чтобы никто не видел, плакал, рассматривая в карманное зеркальце большой лиловый во весь глаз синяк.
Как-то невольно, он так ясно, ощутил то душевное состояние “врагов народа”, заклеймёнными своими боевыми товарищами, родными и близкими.
Вдруг неожиданно, к его удивлению и, как он, грешным делом успел подумать, к радости, в комнату ввели Володю. Он также был разоружен, и вид его хоть и был спокойный, но озабоченный. Его посадили впереди Василия, но тот быстро пересел с ним рядом.
Подполковник конечно “перегибает палку”, разоружив второй их пост.
Василий воспрянул духом и пытался выяснить у Володи, за что его разоружили, но тот не хотел говорить ни с кем и, когда Вася ему предложил передохнуть, он тут же согласился. Они улеглись на полу между рядами стульев. Время было уже к рассвету.
Прошло часа полтора. Вскоре он услышал оживленную ходьбу и голоса, проснувшись, увидел, что уже рассвело. Володя тоже поднялся. В комнату заглянул Женя и позвал их. Они вошли в кабинет напротив, Евгений передал им от того же Баркашовца автоматы и сказал, как ни в чем не бывало:
-Пошли!
Они пришли в свой кабинет, там уже все собрались. Пришел Макашов. Почти все высказывали свое возмущение действиями в отношении их постов. Но Женя на этот счет рассудил очень просто:
- В армии есть две категории людей: первая- это те, кто работает, вторая – те, кто демонстрирует свою “работу” на выполненной другими работе. Подполковник- это вторая категория. Макашов пошутил и зашел в свой кабинет.
-Ну, а вообще, - сказал Женя, глядя на Василия, - ты вчера, к тому же, за-бу-бо-нил!.. - Всех предупреждаю первый и последний раз, - многозначительно протянул он, затем продолжил.
- Так, теперь зовите солдат.
Василий пошел к Баркашовцам. Солдаты стояли в две шеренги в коридоре. Он подошёл к ним и сказал сержанту, что их зовет командир, но тот явно с пренебрежением ответил, что у них сейчас уже есть другой командир. Пришлось возвратиться назад.
Женя сам побежал за ними. Но через некоторое время вернулся с тем подполковником и оба зашли к Макашову.
От туда он вышел не в духе. Сначала он закатил пространную речь о серьезности положения, которое всем было ясно, как день, и без него.
Закончил он тем, что в силу обстоятельств, все должны добровольно сделать выбор: или перейти на взаимоотношения в рамках воинской дисциплины, или здесь никого никто не держит, а кто изъявляет желание высказать свое мнение - будьте добры.
- Я желаю, - сказал Володя.
- Да, пожалуйста, - ответил Женя.
- Значит так, - начал Володя. - Мне такая обстановка здесь не нравится. Я пришел сюда защищать закон, а не выслуживаться, поэтому прошу принять мой автомат. Я буду лучше внизу, с камнями стоять насмерть, чем здесь, не понятно перед кем быть обязанным, - отчеканил Володя.
Да, Володя, этот немногословный москвич, с первых дней был у “Белого”.
Что касается нашего коллектива, он сразу смог завоевать себе среди ребят авторитет порядочного человека, в честности слов которого никто не сомневался. Васино самолюбие тоже было задето, но уходить он вовсе не собирался просто потому, что о нём могут подумать, что он струсил.
- Так, кто еще? - спросил Женя.
- Я тоже уйду, - сказал Саня. - Я никаких претензий не имею. Но сам понимаю, что я не на своем месте. Я человек невоенный даже по натуре и чувствую, что здесь от меня пользы не будет. Я лучше буду там, внизу, в числе живых заграждений.
- Ясно. Кто еще? - продолжал Женя. Все остальные молчали. Он со скрытым удовольствием глянул на Василия. Тот понимал, что в целом он с доверием относился к нему и не хотел бы, чтобы он ушел.