***
— Вы помните, какой сегодня день, дон Мигель?
Де Эспиноса молчал. Стряхнув подступающую сонливость, Питер приподнялся на локте и увидел, что тот лежит, устремив немигающий взгляд в потолок.
— После безумной экзекуции, которой мы опрометчиво согласились подвергнуться, немудрено было забыть не только о дне, но и о своем имени, — наконец сварливо ответствовал испанец. — Но, тем не менее, я помню, что сегодня Сочельник.
— Вот и замечательно, — одобрил Питер. — Возможно, варвары-московиты не так уж безумны. Поразмыслив, я нахожу определенную приятность в таком резком переходе от жара к холоду и обратно.
— Не думал, что вам придутся по вкусу этакие... утехи, — ядовито вставил дон Мигель.
— Отмечу также, что ваше дыхание стало ровнее. Это хороший знак, — усмехнувшись, продолжил Блад. — Кстати, у меня кое-что есть для вас. — Дотянувшись до стоящего рядом с лавкой сундучка, он открыл его и извлек пузатую бутылку. В сиянии свечей ее содержимое налилось густым бордовым цветом.
— Малага! Где вы ее взяли? — Де Эспиноса пораженно уставился на Блада.
— Неисповедимы пути Господни, — тонко улыбнулся тот.
— Дьявол... — пробормотал не проникшийся благостью дон Мигель. — Но... мне нечего преподнести вам в ответный дар, дон Педро.
— О, пустяки. Скажем, это благодарность за удовольствие пребывать в вашем обществе.
Де Эспиноса поднялся с постели и, шлепая по полу босыми ногами, подошел к Бладу.
— У меня не было выбора... — Он осторожно взял из его рук бутылку. — Так что я бы сказал — это судьба.
Блад отвернулся и взглянул в окно. Метель прекратилась, и в комнату скупо проникал свет полной луны.
— И все-таки это не значит, что надо отказываться от попыток все изменить. Вновь и вновь...— тихо, словно обращаясь к самому себе, проговорил он, а затем снова взглянул на де Эспиноcу: — Отчасти вы правы, дон Мигель. Но и с судьбой можно поспорить.
Конец