Но грустна
Стояла Саша. Дум полна,
На воду тихую глядела
Глазами мутными она.
Лазурь небес там отражалась;
Река, свободна и светла,
Ее приветливо, казалось,
В свои объятия звала.
10
Мерцают звезды. Город сонный
Как будто вымер, — так он тих!
Сквозь сумрак камни мостовых
Белеют смутно. Месяц полный
Свободу дал своим лучам:
По крышам лазят, по стенам;
Один в окно слезу подметит,
Другой, как хитрый чародей,
В тюрьму проникнет без ключей
И цепь колодника осветит;
Неслышно церковь навестит,
Оклад икон посеребрит;
Не зная страха и запрета,
Войдет в алтарь, осмотрит пол,
Скорбящий лик владыки света, —
И дерзко ляжет на престол.
Иль в чащу сада проберется,
По темной зелени блеснет,
Росинку на листе найдет, —
Росинка искрою зажжется.
Порой по улице пустой
Бессонный сторож молча ходит
И в доску бьет, и эхо вторит;
Тень позади на мостовой
Махает, как и он, рукой.
И снова тихо... Звезд сиянье
Так чудно! Вдруг в лицо пахнет...
Что это? Ветерка дыханье
Иль духа горнего полет?
Спит божий люд. Столяр доселе
Не успокоился в постели.
Лежит он подле верстака,
Отделкой гроба утомленный;
Подушка — локоть обнаженный,
Под локтем — жесткая доска.
Печально смотрит мастерская:
Смолистый запах изливая,
Белеют стружки на полу,
Сосновый гроб стоит в углу,
Топор в березовый обрубок
Воткнулся носом. На стене
Чернеет старый полушубок.
Пила при трепетном огне
Блестит и меркнет. На скамейке,
В платке и желтой душегрейке,
Семьи сварливая глава,
Сидит дородная вдова
И молча карты раскладает:
Про сынин брак она гадает.
Но сбивчив глупый их ответ:
То выйдет — да, то выйдет — нет.
Вот, например: печаль, дорога,
Постель больная, интерес...
Да тут и навык не помога,
Бог знает, — просто темный лес!
Меж тем с гремушкою в ручонке,
До вечера проспавший днем,
В штанишках, в синей рубашонке,
По стружкам скачет босиком
Ее сынишка краснощекий,
И, православных изб жилец,
Известный на Руси певец,
Сверчок стрекочет одиноко
Под печью.
«Вот, — сказала мать, —
Вот пиковый король... постылый:
Он твой злодей, мой Вася милый,
Посмотришь, свадьбе не бывать,
Ни, ни! я прежде это знала:
Намедни, помнится, во сне
Всё бисер да жемчуг низала —
И доведется плакать мне».
Сын улыбнулся беззаботно.
Не слишком доверяя снам,
Одной надежде безотчетно
Он предавался: «Пусть упрям
Старик сосед, всё знает бога...
Ну, будет, ведомо, тревога:
Лукич браниться молодец,
Да всё же детищу отец,
Не камень... сжалится... Но диво,
Что ноет сердце так тоскливо...»
И тяжело столяр вздыхал,
В раздумьи кудри расправлял.
«Мне то досадно, — мать сказала, —
Что Лукичу я уважала!
Давно ль жена его у нас
Брала утюг... дескать, на час,
Два дня держала, — я ни слова,
Я поделиться, мол, готова
С соседом! Сальную свечу
Взаем на Красной горке взяли
И до сих пор не отдавали...
Ништо! покуда помолчу...
А если он нас одурачит,
Я за себя не поручусь,
Ни-ни! я так с ним расплачусь,
Что любо!»
— «Это ссора, значит...
Ответил сын. — Беды-то нет,
Без шума дело обойдется».
— «Как свистнешь, так и отзовется.
Мне эдак дорог твой сосед,
Что вон немытая тряпица...
Ну, Саша, точно, не в него:
Скромна, работать мастерица...»
— «И недурна?»
— «Да, ничего».
— «А ну-ко, Ваня, плясовую!»
— «Какую, братец? А? какую?»-
Мальчишка весело спросил
И ножками засеменил.
Столяр запел:
«Как у нас во садочку,
Как у нас во зеленом...
Люшеньки-люли!..»
Вдова смеялась
На пляску. Песня продолжалась
Недолго. Сердце столяра
Опять заныло. «Спать пора,
Оставь-ко, Ваня!»
— «Право слово,
Я ничего! я не устал!»
Но брат не слушал и молчал.
И принялась за карты снова
Вдова. Кудрявый Ваня сел
На лавку и в окно глядел.
«Эх, как звезда-то покатилась!
Смотрите!» — вдруг он закричал.
Столяр с улыбкою сказал:
«Лови!» Вдова перекрестилась.
«Знать, умер кто... Кто ни умрет,
Так, говорят, звезда спадет...
Э, Вася! я и не спросила:
За гроб-то дорого ль ты взял?»
— «Да как сказать... Не в этом сила,
Ведь я покойника-то знал.
Чудак! Он жил в своем домишке,
Так — в старой мазанке! Ходил
Зимой и летом в халатишке,
Щеглов, чижей, синиц ловил.
Бывало, раннею зарею
В лес проберется с западнею
Да с сетью — холод нипочем.
Расставит сеть, а с птицей клетку
На сук повесит иль на ветку
И настороже за кустом
Дрожит в снегу... Одну заботу,
Покуда кончился, имел:
Не вовремя, мол, заболел,
Теперь — вот в лес бы, на охоту...
Стал умирать, как закричит:
— Жена! пусти на волю деток!
— Каких там деток? — говорит.
— Моих-то вон, моих! из клеток!»
— «Каких на свете нет людей!
И твой отец чудил немало
(Ты в люльке был тогда); бывало,
Чуть свет — гоняет голубей.
Бедняжки с крыши встрепенутся,
Куда! под облака взовьются!
Ему-то радость! Вверх глядит,
А сам свистит! а сам свистит!»