Лукич стоит под старой ивой.
В руке топор, в глазах печаль.
Пришлось бедняге на топливо
Рубить деревья, — крепко жаль,
Да надо: всё дровам замена, —
Их в целом доме ни полена...
И засучил он рукава.
Что ж выбрать? Эти дерева
Своей рукой отец покойный
Ему на память посадил;
Под этой ивой он любил
Вздремнуть на травке в полдень знойный...
«Эхма! нужда!» Топор стучит,
С плетня вороны улетают,
А щепки воздух рассекают,
И ива, падая, скрипит.
Старушка печку затопила,
Лукич на конике прилег.
«О чем грустишь?» — жена спросила.
— «Так, что-то мочи нет, продрог».
— «Что зять-то? Как?»
— «Смотри за щами,
В мужское дело не входи!»
— «О-ох, не ошибись гляди!
Дом заложил... что будет с нами,
Когда не выкупим?»
— «Опять!
Нельзя, к примеру, помолчать?»
Дверь отворилась, и горбатый,
В халате, с палкой суковатой,
Длиннобородый мужичок
Сказал с поклоном: «Встань, дружок!
Хозяин умный, тороватый!
Явился гость, — и ты не рад,
И я, сокол, не виноват».
— «Мы погодя побалагурим.
Ты кто? Зачем?»
— «Да встань-ка, встань!
Не погоняй! кнута не любим...
Теперь — подушное достань».
— «Ты, знать, от старосты? Рассыльный?»
— «Узнал, сударик мой, узнал!»
— «Присядь: ты, кажется, устал...
Ну, что сегодня?.. Ветер сильный?..
Я, знаешь, всё в избе сижу,
На двор, к примеру, не хожу,
Нога болит»,
— «Хе-хе! проказник!
Испил воды на светлый праздник,
Болит с похмелья голова...
Хитер на красные слова!»
— «Чего! ей-ей, болит! без шуток!
Вот видишь!.. Ох!.. не наступлю!»
— «Хе-хе! сударик мой, люблю!
Нужда горька без прибауток...
Достань-ка деньги-то, родной.
Ин — к старосте пойдем со мной».
— «Да я бы рад! недуг проклятый!
Как быть?»
— «Подушное платить!
Я вот, сударик, сам девятый,
Живу — плачу!.. не стать тужить.
Шесть душ детей, жена седьмая,
Да я с горбом... Пойдем, пойдем!
Какая там нога больная!»
— «Скажи, что дома не застал,
Из города, мол, отлучился...»
И в кошельке Лукич порылся,
Последний гривенник достал.
«Хе-хе, сударик! маловато!»
— «Ей-богу, больше гроша нет!»
— «Ну, за тобою, дело свято...
Прощай покудова, мой свет!»
«Теперь на хлеб добудь где знаешь! —
Лукич подумал — и вздохнул,
И кошелек на стол швырнул. —
Не рад хромать, да захромаешь!
Попробуй-ка пожить вот так...
А ведь кричат: кулак! кулак!..»
19
Вот и зима. Трещат морозы.
На солнце искрится снежок.
Пошли с товарами обозы
По Руси вдоль и поперек.
Ползет, скрипит дубовый полоз,
Река ли, степь ли — нет нужды:
Везде проложатся следы!
На мужичке белеет волос,
Но весел он; идет — кряхтит,
Казну на холоде копит.
Кому путек, кому дорога —
Арине дома дела много!
Вставая с раннею зарей,
Она ходила за водой;
Порой белье чужое мыла:
Дескать, работа не порок,
Всё будет хлебушка кусок;
Порою и дрова рубила,
Когда Лукич на печке спал,
Похмелье храпом выгонял;
От стужи кашляла, терпела
И напоследок заболела.
Лежит неделю — легче нет;
Уста спеклись, всё тело ноет;
Едва глаза она закроет,
Живьем из мрака прежних лет
Встают забытые виденья...
Вот вспомнилась с грозою ночь:
В густом саду шумят деревья,
Из теплой колыбели дочь
Головку в страхе поднимает
И громко плачет и дрожит,
А муж неистово кричит
И стул, шатаясь, разбивает...
Вдруг тихо. Вот ее сынок,
Малютка, убранный цветами,
Покоится под образами;
Блестит в лампаде огонек,
В углу кадильница дымится,
Стол белой скатертью накрыт,
Под кисеей младенец спит,
Она от ветра шевелится,
А солнце в горенку глядит,
На трупе весело играя...
И мечется в жару больная;
В ушах звенит, в глазах темно,
Из глаз ручьями слезы льются,
Меж тем как с улицы в окно
К ней звуки музыки несутся, —
Там, свадьбу празднуя, идет
С разгульным криком пьяный сброд...
В борьбе с мучительным недугом,
Смотря бессмысленно кругом,
Старушка встанет, и потом,
Вся потрясенная испугом,
Со стоном снова упадет
И дочь в беспамятстве зовет.
Лукич измучился с больною:
Сам кой-как печку затоплял
И непривычною рукою
Себе обед приготовлял.
Спешил на рынок, с рынка снова
Жену проведать приходил,
Малиной теплою поил:
Вспотеешь, будешь, мол, здорова, —
И снова дом свой покидал,
Куска насущного искал.
Вот входит Саша. Мать больная,
Кряхтя, ей делает упрек:
«Ты редко ходишь, мой дружок!
Я умираю, дорогая...
Ох, тошно! так и давит грудь!
Хоть бы на солнышко взглянуть,
Всё снег да снег!..»