Не хочешь ли ты, чтобы все люди вдругъ сделались добродетельны и не подверглись паденіямъ? Или сіе–то тебе и не нравится? Но если все люди стали честны и исправны; то къ чему законы? Къ чему трудъ законодателей, ихъ старанія, ихъ заботы? Не то ли последняя цель ихъ? — Или ты хочешь искать правды у Трагелафовъ и Скиндапсовъ? Ибо где будетъ правосудіе (διϰαιοσυνη), когда не будетъ осужденія (διηϰη)? А где будетъ осужденіе, когда не будетъ ни одного преступника? А откуда возмутся преступники, когда все добродетельны? Не исчезнетъ ли тогда и кротость? Ибо въ отношеніи къ кому я буду кротокъ, когда никто меня не будетъ раздражать? Добрый человекъ не будетъ раздражать добраго, да и не найдетъ никакого повода къ тому. Такимъ образомъ, по твоему безумному пустословію, выходитъ, что людямъ нельзя помышлять и о нравственномъ усовершенствованіи. Утвердись твое ученіе, — тогда исчезнутъ все наши лучшіе подвиги; да и самые законы будутъ одно пустое имя и излишняя тягость. Я не говорю уже о томъ, какія последствія выйдутъ отсюда для общества. Не такой мудрой теоріи надлежало бы ожидать отъ человека, который на все смотритъ съ политической точки зренія и восклицаетъ: «кто можетъ преподать заповедь, более сообразную съ государственными пользами!» Даже тотъ, кто преклоняется предъ республикою Платона, исполненною безчисленныхъ мерзостей и безконечныхъ противоречій, заключающею въ себе постановленія самыя враждебныя для общественнаго блага, никогда неосуществимыя и несуществовавшія ни въ какомъ веке, даже тотъ, кто тщательно хранитъ все это въ своей памяти, считая чемъ–то важнымъ, устыдился бы разсуждать по–твоему о государственныхъ пользахъ.
Ужъ не думалъ ли ты, по свойственной тебе проницательности, что Спаситель нашъ имелъ преимущественною целію преподать политическое искусство? Но въ такомъ случае, по какому снисхожденію не обвиняешь ты Его за то, что Онъ ничего не постановилъ на–счетъ войска, лагерей, вождей, ни того, какъ должно вступать въ сраженія съ непріятелями, какъ заключать съ ними мирные договоры, ни того, по какимъ ценамъ должно продавать хлебъ и прочее? Почему не негодуешь ты, что ничего не определилъ Онъ касательно числа и обязанностей купцовъ, судей, законоведцевъ? Безумный слепецъ! Ты погрузился въ такой глубокій сонъ (хотя все ночи проводилъ безъ сна, придумывая нелепыя выходки противъ божественнаго ученія), что не могъ дойти до сознанія простой истины, что Спаситель нашъ и Богъ не имелъ преимущественною целію определять политическія отношенія и ихъ порядокъ: ибо Онъ зналъ, что сами люди чрезъ свою опытность дойдутъ до сего, — что каждодневная нужда и необходимость наставитъ ихъ, а прошедшія ошибки предохранятъ отъ другихъ подобныхъ въ будущемъ. Преимущественнымъ попеченіемъ Спасителя было спасеніе душъ, и установленіе любомудрой и высокой жизни, которою пріобретается свобода отъ страстей, обращеніе къ верховному благу, и соединеніе съ нимъ; а не то, чтобы обезпеченіе политическаго бытія или выгодъ вещественныхъ. И Его духовныя заповеди могутъ быть непріятны и невыносимы только для техъ, которые любятъ плоть, а потому, конечно, и для тебя… — Впрочемъ хотя бы Христосъ только и заповедывалъ — продавать именіе и давать нищимъ; хотя бы Онъ сопровождалъ эту заповедь безчисленными угрозами, хотя бы присоединилъ къ своимъ словамъ громы, и молніи, и землетрясенія; и тогда не принялись бы все люди за продажу своей собственности въ пользу бедныхъ, такъ–чтобы не осталось ни одного сребролюбца, ни одного человека, пристрастнаго къ богатству: ибо найдутся, найдутся во все времена и те и другіе. Добродетель никогда не бываетъ уделомъ всехъ и каждаго. Хорошо было бы, если бы къ этому разряду принадлежала бóльшая часть людей: но и сего нельзя сказать ни объ одной добродетели. Однако же Промыслитель рода человеческаго не долженъ отменять законы и лишать насъ спасительнаго ученія – потому только, что не все повинуются ему. Въ самыхъ непокорныхъ душахъ заповедь производитъ некоторое отвращеніе отъ зла и уваженіе къ добру. Посему–то и надобно увещавать всехъ къ добродетели.