Выбрать главу
Он ведает: доколе страсти Волнуются в людских сердцах, Нет вольности, нет равной части Царю в венце, рабу в цепях; Несет свое всяк в свете бремя, Других всяк жертва и тиран, Течет в свое природа стремя; А сей закон коль ввек ей дан, Коль ввек мы под страстьми стенаем, — Каких же дней златых желаем?
Всяк долгу раб. — Я не мечтаю На воздухе о городах; Всем счастливых путей желаю К фортуне по льду на коньках. Пускай Язон с Колхиды древней Златое сбрил себе руно, Крез завладел чужой деревней, Марс откуп взял, — мне все равно, Я не завидлив на богатство И царских сумм на святотатство.
Когда судьба качает в люльке, Благословляю часть мою; Нет дел — играю на бирюльке, Средь муз с Горацием пою. Но если б царь где доброй, редкой Велел мне грамотки писать, Я б душу не вертел рулеткой, А стал бы пнем — и стал читать Равно о людях, о болванах, О добродетелях в карманах.
А ежели б когда и скушно Меня изволил он принять, Любя его, я равнодушно И горесть стал бы ощущать, И шел к нему опять со вздором Суда и милости просить. Равно когда б и светлым взором Со мной он вздумал пошутить И у меня просить прощенья, — Не заплясал бы с восхищенья.
Но с рассужденьем удивлялся Великодушию его, Не вдруг на похвалы пускался; А в жаре сердца моего Воспел его бы без притворства И в сказочке сказал подчас: «Ты громок браньми — для потомства,. Ты мил щедротами — для нас, Но славы и любви содетель Тебе твоя лишь добродетель».
Смотри и всяк, хотя б чрез шашни Фортуны стал кто впереди, Не сплошь спускай златых змей с башни И, глядя в небо, не пади; Держися лучше середины И ближнему добро твори; Назавтра крепостей с судьбины Бессильны сами взять цари. Есть время, — сей, оно превратно; Прошедше не придет обратно.
Хоть чья душа честна, любезна, Хоть бескорыстен кто, умен, — Но коль умеренность полезна И тем, кто славою пленен! Умей быть без обиды скромен, Осанист, тверд, но не гордец; Решим без скорости, спокоен, Без хитрости ловец сердец; Вздув в ясном паруса лазуре, Умей их не сронить и в буре.
1792

На птичку

Поймали птичку голосисту И ну сжимать ее рукой. Пищит бедняжка вместо свисту; А ей твердят: «Пой, птичка, пой!»
1792 или 1793

Амур и Псишея

Амуру вздумалось Псишею, Резвяся, поймать, Опутаться цветами с нею И узел завязать.
Прекрасна пленница краснеет И рвется от него; А он как будто бы робеет От случая сего.
Она зовет своих подружек, Чтоб узел развязать; И он своих крылатых служек, Чтоб помощь им подать.
Приятность, младость к ним стремятся И им служить хотят; Но узники не суетятся, Как вкопаны стоят.
Ни крылышком Амур не тронет, Ни луком, ни стрелой; Псишея не бежит, не стонет, Свились, как лист с травой.
Так будь, чета, век нераздельна, Согласием дыша: Та цепь тверда, где сопряженна С любовию душа.
1793

Храповицкому

Товарищ давний, вновь сосед, Приятный, острый Храповицкой! Ты умный мне даешь совет, Чтобы владычице киргизской Я песни пел И лирой ей хвалы гремел.
Так, так, — за средственны стишки Монисты, гривны, ожерелья, Бесценны перстни, камешки Я брал с нее бы за безделья И был — гудком — Давно Мурза с большим усом.
Но ежели наложен долг Мне от судеб и вышня трона, Чтоб не лучистый милый бог С высот лазурна Геликона Меня внушал, Но я экстракты б сочинял.
Был чтец и пономарь Фемиды И ей служил пред алтарем; Как омофором от обиды Одних покрыв, других мечом Своим страшит И счастье всем она дарит, —
То как Я<кобия> оставить, Которого весь мир теснит? Как Л<огинова> дать оправить, Который золотом гремит? Богов певец Не будет никогда подлец.
Ты сам со временем осудишь Меня за мглистый фимиам; За правду ж чтить меня ты будешь, Она любезна всем векам; В ее венце Светлее царское лице.
1793