30 декабря 1901 г. Рихард Демель (Richard Dehmel, 1863–1920) предложил Вальзеру написать что-нибудь для детской книги Der Buntscheck. Летом следующего года Вальзер выслал Демелю 3 подборки историй. Демель выбрал 2 и предложил для них названия. Книга вышла только в 1904 году. — Ср. рассказ Служанка с поздним вариантом рассказа Katzentheater (Geschichten).
Незнакомец
Большой грех бездействие. Я в отношении самого себя тот еще мошенник. По себе я вижу, как люди грешат по инерции. Я все время жду чего-то, что со мной что-то произойдет. И как иначе, если все так делают; если каждый так же ждет чего-то, что же случится? Никогда ничего не случится. Поэтому ни для кого не случится соответственное Что-то. То, чего кто-то так ждет, никогда не случится. То, чего ждут все, никогда со всеми не произойдет. Вот великий грех. Вместо того, чтобы пойти кому-нибудь навстречу, я жду, пока кто-нибудь не пойдет любезно навстречу мне, это чистая инерция, неоправданная гордыня. Вчера вечером на меня посмотрел странный, совершенно незнакомый парень, который, казалось, что-то искал. Я стоял у открытого окна. Я посмотрел на него, на того, кто посмотрел на меня, так, как если бы он ждал какого-то знака. Мне достаточно было кивнуть головой, и возможно, наметилась бы странная, необычная человеческая связь. А возможно и нет. Кто знает. Обычно предпочитают не знать чего-то неизвестного, но тем не менее. Я должен был бы дать этой темной, неточной, обтекаемой волшебным вечерним светом человеческой фигуре какой-то знак. Это выглядело так, будто незнакомец был одинок, беден и одинок. Но в то же время он выглядел так, будто ему многое известно и он может рассказать многое, что стоит послушать, будто все, что он имел сказать, следовало принять в сердце. Почему я не пошел ему навстречу? Не понимаю; таким вот образом люди сближаются и снова, не оставляя следов, расходятся. Это нехорошо. Даже очень плохо. Это настоящий грех. Ну теперь я, конечно, буду искать отговорки и убеждать себя, что в незнакомце, скорее всего, не было ничего особенного. Скорее всего? Вот я и попался; я допускаю, что, с другой стороны, то есть при другом освещении, в нем что-то есть. Мне нет прощения. Я холодно позволил этому парню, который, возможно, должен был стать моим другом и которому и я, возможно, должен был стать другом, просто уйти. Странно, странно. Я удивлен, нет, я больше чем удивлен, я тронут, и печаль крадется мне в сердце.
Я кажусь себе очень безответственным, и я мог бы сказать, что несчастлив. Но я не люблю слов «счастье» и «несчастье»; они говорят не о том. Я уже дал незнакомцу имя. Я называю его Тобольд. Это имя пришло мне в голову между сном и явью. Где он теперь и о чем думает? Смогу ли я думать его мысли, узнать, о чем он думает, и думать то же, что и он? Все мои мысли о нем, о том, кто искал меня. Очевидно, что он меня искал, а я его не пригласил, и он ушел. На углу дома он обернулся, а потом исчез. Навсегда?
Тобольд — ролевое имя Вальзера в написанном предположительно также в 1912 г. стихотворном сценическом фрагменте Tobold (I) (Kleine Dichtungen), в текстах Spazieren (Kleine Dichtungen), Tobold (II) (Kleine Prosa) и Aus Tobolds Leben (Poetenleben). Последние описывают период работы Вальзера прислугой (осень 1905 года) в замке Дамбрау в Верхней Силезии.
Уединение
Где-то в Швейцарии, в горах, находится заключенный между скалами и окруженный ельником уединенный скит, который так прекрасен, что когда видишь его, не веришь в его реальность, но принимаешь его за нежную и мечтательную фантазию поэта. Как будто выскочив из прелестного стихотворения, стоит там маленький, окруженный садом миролюбивый домик, с крестом перед ним и обвитый тем нежным, милым ароматом благочестия, который не передать словами, его можно только ощутить, увидеть в мечтах, почувствовать и пропеть. Надеюсь, милое маленькое строение стоит по сей день! Я видел его пару лет назад и плачу при мысли, что оно могло исчезнуть. Там живет отшельник. Прекраснее, тоньше и лучше и нельзя жить. И если дом, в котором он живет, подобен картине, то и жизнь, которой он живет, похожа на картину. Он проживает дни безмолвно и вне всякого внешнего влияния. День и ночь в тихом скиту как брат и сестра. Неделя протекает, как тихий, узкий и глубокий ручей, месяцы знают и привечают и любят друг друга, как старые добрые друзья, а год это долгое и короткое сновидение. О, как достойна зависти, как прекрасна, как богата жизнь одинокого мужчины, который отправляет молитвы и каждодневную здоровую работу одинаково прекрасно и спокойно! Когда он просыпается ранним утром, в его ушах звучит святой и радостный концерт, что добровольно устраивают лесные птицы, и первые сладкие солнечные лучи запрыгивают в комнату. Счастливец! Рассудительный шаг — его полное право, и природа окружает его везде, куда бы он ни бросил взгляд. Самый расточительный миллионер кажется нищим в сравнении с обитателем этого уюта и прелести. Здесь каждое движение — мысль, и каждое дело сопровождает величие; но отшельнику не надо ни о чем думать, ибо тот, кому он молится, думает за него. Как из далекой дали таинственно и грациозно приходят королевские сыновья, так приходят сюда, чтобы поцеловать милый день и усыпить его, вечера, а за ними следуют, с покрывалом и звездами и чудесной тьмой, ночи. Как хотел бы я быть отшельником и жить в таком скиту!