Мужчина захохотал так оглушительно, что даже погладил себя по груди через ночную рубашку, как будто его кольнуло что-то.
— Тебя как звать-то?
— Алексей Серов.
— Что ж, Алексей Серов, хоть ты и не похож на ангела-хранителя, но я благодарен Богу, что ты вчера очутился там, на улице, тем более что я дружков своих сам отпустил. — Тут он снова покривился. — Надо мне кончать по борделям шляться.
Алексей сел в кресло рядом с кроватью и улыбнулся.
— Просто наши пути пересеклись, вот и все. Я случайно оказался там в нужное время. Теперь вы в безопасности, среди своих людей. Так что выздоравливайте.
— Этим я и занимаюсь. — Он протянул руку Алексею. — Прими благодарность от Максима Вощинского.
Алексей пожал руку. Рука оказалась на удивление крепкой, и он почувствовал уважение к силе воли этого человека. Однако взгляд Серова привлекло мускулистое предплечье, которое ненадолго приоткрылось, когда рукав рубахи чуть-чуть задрался. От того, что Алексей увидел, у него похолодело в груди. Какой-то миг, не более. Вощинский почти сразу закрыл руку, но увиденного мельком Алексею было достаточно, чтобы понять: от этого человека лучше держаться как можно дальше.
Вощинский заплывшими глазами неторопливо осмотрел Алексея.
— Большинство таких оборванцев, как ты, Алексей (уж прости меня), спокойно прикарманили бы мои часы и бумажник и оставили бы замерзать на льду.
Алексей встал.
— Не все люди одинаковые, — сказал он и вежливо кивнул. — Но вам нужно отдохнуть. Не переутомляйтесь. Я очень рад, что вам значительно лучше. До свидания, товарищ Вощинский.
Он направился к двери. Ему хотелось побыстрее покинуть эту комнату, где на него смотрело столько застывших глаз, матово поблескивающих в неярком зимнем свете.
— Подожди.
Алексей остановился.
— Ты так куда-то спешишь?
— Что поделать, ничто в этой жизни не стоит на месте.
Седовласая голова снова качнулась, немного завалившись набок, как будто шея не выдерживала ее веса.
— Я знаю. — Уголки его губ снисходительно дрогнули и немного приподнялись. — Особенно когда ты молод. — Печаль старой листвой прошуршала в его словах, и пальцы невольно разжались и медленно легли на простыню, словно хотели вцепиться в Алексея. Или в жизнь. — Но я не готов к тому, что ты сейчас уйдешь.
— У вас тут и так друзей хватает.
— Да, это верно. Они — добрые друзья. Жаловаться не могу. Они делают то, что я им велю.
Дверь в комнату тихонько щелкнула, когда Алексей открыл ее. В коридоре на полированных половицах возвышались трое мужчин. При виде Серова они шагнули вперед. Им хотелось знать, о чем шла речь за закрытыми дверями. Но в этот миг, когда гость мог вернуться восвояси, обратно к блохам и к мыслям о том, что отца он, возможно, уже никогда не увидит, внутри у него что-то сдвинулось. Из- за своей заносчивости там, на мосту в Фелянке, он потерял все, что давало ему возможность освободить Иенса Фрииса. Поэтому теперь он не мог позволить себе просто так покинуть комнату с мертвыми птицами и больным человеком. На этот раз он должен проглотить свое высокомерие. Встать на колени. Рискнуть.
— Он отдыхает, — объявил Алексей, после чего шагнул обратно в спальню и мягко закрыл за собой дверь.
— Итак? — раздалось из кровати.
— Вы говорите, ваши друзья делают то, что вы им велите. Я спас вашу жизнь. За это они могут сделать кое-что для меня?
Вощинский нахмурился. Тяжелые брови его сомкнулись над переносицей. Алексей снова сел в кресло.
— Максим, — сказал он, — у вас много друзей.
Он поднял руку больного, прикоснулся к ползущим под кожей венам и сдвинул рукав ночной рубашки, обнажив предплечье. Там чернели еще две змеи. Они переплелись хвостами под корнем хрупкой голой березы. Глаза их горели красным огнем, в открытых пастях виднелись острые, как кинжалы, клыки. Под ними изысканными буквами с наклоном было начертано три имени: Алиса, Леонид, Степан.
— Хорошая татуировка, — заметил Алексей.
Вощинский любовно провел пальцем по стволу дерева.
— Моя Алиса. Мать моих сыновей, упокой Господь ее душу.
— Максим, нам нужно поговорить. О ворах.
Глаза больного сузились, голос внезапно огрубел.
— Что тебе известно о ворах?
— Что это московские преступные авторитеты.
— И что?
— И они делают себе татуировки.
В тусклом солнечном свете Лида стояла на ступенях храма Христа Спасителя. Мимо нее несла свои воды Москва-река. Лодки бились боками в ее расплавленном серебре, и Лида за то время, пока стояла, насчитала их двадцать две.