Она пожала плечами, на которых лежала его рука, и он вспомнил это движение. Движение, обозначающее упрямство. Он уже и забыл, что каждое ее едва заметное движение вкрадывалось в его сердце.
Он погладил ее по спине, ожидая ответа.
— Я не могу его найти, — голосом, лишенным интонации, произнесла она.
— Расскажи. Расскажи, что тебе известно.
Он почувствовал, как ее ребра вздрогнули.
— Я узнала, что его перевели из Тровицкого лагеря в секретную тюрьму в Москве. Но где она, я не знаю. — Она подняла голову, в янтарных глазах был вопрос. — Зачем они это сделали?
— Он ведь был инженером, правильно? Может быть, им для чего- то понадобились его знания.
— Я уже начала думать, что эти сволочи забрали его для… — Слово как будто застряло у нее в горле. — Экспериментов.
Он нахмурился.
— Каких экспериментов?
— Медицинских. Я слышала разговоры… что такие вещи проводятся, и решила, что секретные тюрьмы в Москве могут быть предназначены для этого.
— Люди, как лабораторные крысы?
— Да.
— Лида, ты в самом деле думаешь, что с ним могло произойти такое?
Она покачала головой, не отрывая лица от его груди.
— Я не знаю.
— Давай все же считать, что им нужен его инженерный талант. Ты говорила, что он был одним из лучших.
— Он был одним из главных советников при царе, пока… не случилось все это. — Она посмотрела на его лицо.
— Тебе больше ничего не известно? Только то, что его перевели в Москву?
— У меня есть номер тюрьмы.
— Какой он?
— 1908.
Юноша сузил глаза и задумался над тем, что дала эта новость. Он посмотрел на великолепные спутанные волосы и чистую линию лба. Как он мог рассказать ей? Как он мог убедить ее в том, что ее отец теперь, возможно, будет не рад ее вмешательству? Что теперь это могло подставить под удар новую жизнь, которую он для себя строил?
Лида скользнула в свою комнату, держа валенки в руке. На дворе шел снег, ночь неожиданно ожила огромными мокрыми снежинками. Пока Чан вел ее по обледеневшим московским улочкам, она расспрашивала его о Китае. Он рассказал о своем путешествии в Гуанчжоу и о городской жизни в Шанхае. Его голос она знала лучше, чем свой собственный. Она чувствовала, что за его словами серой тенью скрываются какие-то тайны. Она не стала давить на него или упрашивать поделиться секретами. Но то, о чем он умолчал, пугало ее.
На углу он поцеловал ее на прощание, и она прижалась лбом к его холодной скуле.
— Завтра? — спросил он.
— Завтра.
Не зажигая свет, она сбросила с себя влажное покрывало, думая о том, что до утра уже не заснет.
— Вернулась, значит.
Лида так и обмерла.
— Рано ты встаешь, Елена.
— А ты чересчур поздно ложишься.
— Мне не спалось. Вот я и решила выйти на улицу прогуляться.
Они разговаривали шепотом, и Лида облегченно вздохнула, сообразив, что Лев, очевидно, спит. Девушка могла рассмотреть лишь массивное тело Елены в кресле. Сколько она вот так просидела?
— Ты ходила гулять? — Да.
Елена негромко хохотнула.
— Малышка, расскажи это не мне, а казаку. Я шлюха, и я знаю запах мужчины. Сейчас от тебя разит мужиком.
Ночь скрыла румянец, разлившийся по щекам Лиды. Она начала раздеваться, снимать с себя принадлежавшие Елене вещи, бессознательно принюхиваясь к ним в поисках Чана.
— Очень любезно с твоей стороны, что ты так печешься обо мне, но не нужно так беспокоиться. Я сама могу о себе позаботиться.
— Можешь?
— Могу.
Елена фыркнула.
— Иди-ка сюда, малышка.
Лида натянула ночную рубашку, подошла к креслу и уселась рядом, так, что головы женщин оказались на одном уровне.
В неосвещенной комнате глаза казались темными провалами на бледных овалах лиц. Елена нащупала плечо Лиды.
— Оставь его, Лида. Брось этого китайца.
Слышать эти слова было больно. От самой мысли об этом было больно.
— Почему, Лена? Почему ты так говоришь?
— Потому что ничего хорошего от этого не будет. Не отворачивайся. Послушай, что я говорю. Зачем какому-то китайскому коммунисту может понадобиться какая-то русская девчонка?
«Он любит меня!» — захотелось закричать Лиде, но этот вопрос заставил ее почувствовать себя неуверенно.
— А сама ты как думаешь, почему? — вместо этого спросила она.
— Да потому, что он хочет залезть к тебе в постель, это и дураку понятно. Поставит себе галочку, что с западной девочкой переспал.
— Не надо, Лена.
— Для него это самое важное. Думаешь, нет?
— Нет. — Сейчас ей захотелось услышать слова, которые были так желанны: «Потому что он любит тебя».