— Фриис. — Охранник чуть наклонился к нему. — Мне нравится, что вы не смотрите на меня, как на кусок дерьма, прилипший к подошве, как остальные ученые здесь.
Йене удивленно уставился на него.
Бабицкий перешел на шепот:
— На днях я кое-что услышал. Кое-что такое, что вас может заинтересовать.
— Что? — Йене снова сунул кончик ручки в рот.
— Наверху подумывают прислать сюда новую группу для окончания проекта. Я понятия не имею, чем вы тут занимаетесь, но кто-то, похоже, считает, что вы не справляетесь с тем, ради чего вас здесь собрали. Так что готовьтесь.
— Нет!
— Просто будьте начеку.
Йене замер. Зубы его впились в кончик ручки, желваки заныли.
— Кто об этом говорил?
— Полковник Тарсенов.
— Нет! — снова воскликнул Йене. — Он не мог.
— Не будьте дураком, Фриис. Все он мог.
— Но это же наш проект, это результат работы нашей группы. Наши расчеты, наши усилия. Наши победы, и… да, наши ошибки, но он не может забрать у нас все это. Это же… — Голос его задрожал от волнения, но он уже не мог сдерживаться. — Это мой проект.
Слова сорвались с его губ, и он уже не мог забрать их обратно.
Бабицкий бросил на него красноречивый взгляд, который быстро расставил все по полочкам: они в тюрьме, и один заключенный, а второй — надсмотрщик.
— Фриис, чем бы вы и ваша группа тут ни занимались, это точно не ваш проект. Это проект товарища Сталина. Так что не думайте, что если вы тут работаете мозгами, то можете права качать. Вы не человек. Вы — заключенный. Не забывайте этого.
Здоровяк охранник вышел из комнаты и смачно захлопнул за собой дверь. В замочной скважине лязгнул ключ.
Лида вышла из дому рано, Лев и Елена еще спали. Она хотела какое- то время побыть одна, ей было нужно пространство, чтобы подышать, подумать о Чане. Но мысли ее отказывались выстраиваться и идти четкой линией, так же и она не могла идти прямо по городским тротуарам, которые были завалены кучами колотого льда и смерзшегося снега. Девушка не думала о Чане, она была им. Другого слова не существовало. Она была частью его, точно так же, как он был частью ее. Ей уже не хватало ощущения его веса, его кожи на своей. Ноги торопливо понесли ее вперед, ускоряя шаги.
— Нет, Елена, ты ошибаешься, — прошептала она на ходу. — Я бы доверила Чану и десять своих жизней.
— Разговариваете сами с собой?
Это был Эдик. Он незаметно подкрался, когда она переходила улицу, и увязался следом. У него, как обычно, на груди болтался мешок, оттуда вылезла голова собачонки с желтыми, круглыми и внимательными, как у совы, глазами.
— Если надо, могу еще одну записку отнести, — предложил он.
— Нет, не сегодня. Но все равно спасибо.
Он, похоже, немного расстроился.
— Так куда ты идешь?
— За хлебом. Занимать очередь.
— Можно пойти с тобой?
Лида не могла бы сказать с уверенностью, чего ему больше хотелось: ее общества или хлеба. Девушку устраивал любой вариант. Они вместе прошагали мимо ряда магазинов. Хоть на земле все еще толстым слоем лежал снег, солнце светило ярко, и это радовало. Лида заметила, что мальчик возбужден, глаза его так и зыркали по сторонам. «Глаза выдают его, — решила она. — Это глаза вора. Надо ему об этом сказать, но не сейчас».
— Ну что, в новой куртке теплее? — спросила она.
Он усмехнулся.
— Нормально.
— Нужно сказать спасибо Елене.
— Если я скажу ей спасибо, она сварит мне еще пельменей? И сосисок для Серухи? — Он хитро подмигнул ей голубым глазом. — Если нет, так и незачем.
Лида рассмеялась, приобняла его за плечи, и, к ее удивлению, он не стряхнул ее руку.
Алексей чувствовал, как по его коже расстилается солнечный свет. Он стоял на ступенях храма Христа Спасителя, наслаждаясь минутой спокойствия. Последние двадцать четыре часа покоя он не ведал. Черт, после прошлой ночи голова было словно чугунная. Еще бы, столько вина, столько сигарет. Он закрыл глаза. Минуты шли. Он подумал о Йенсе Фриисе и про себя помолился Богу, в которого не верил. Господи, сделай так, чтобы он был жив! Если Он действительно существует, то наверняка прислушается к тому, кто стоит рядом с этим великолепным Божьим домом.