— Привет, Алексей. Значит, добрался наконец.
Он даже не открыл глаз. Серов не сомневался, что этот голос был порождением его разума, но слова прозвучали до того явственно, что он улыбнулся, представив насмешливое выражение, с которым они могли быть произнесены.
— Алексей?
На его руку легла чья-то ладонь. Ему почудилось, что через закрытые веки он заметил какое-то движение. Он понял, что заснул, стоя на ногах, как старая ленивая лошадь, и с трудом открыл глаза. И он увидел ее. Она стояла прямо перед ним, крепко сжимая его руку, и ему показалось, что она качается. Или это он сам покачнулся?
— Алексей, — тихо произнесла она и поцеловала его в щеку.
Когда она под руку вела его к трамваю, он чувствовал ее тепло. Трамвай был до отказа заполнен пассажирами в телогрейках, платках и старых потертых кепках, и все же Лиде удалось отыскать для него место. Сама же она встала рядом с его сиденьем, держась за свешивающийся ремешок, и у него появилось странное ощущение, что она оберегает его.
Окна запотели, и он не представлял, куда они едут. Каждый раз, когда с лязгом открывались двери, он успевал замечать между входящими и выходящими пассажирами клочки незнакомых улиц, но его больше сбивало с толку то, как старательно Лида следила за тем, чтобы никто не прикоснулся к нему, как часто она бросала в его сторону взгляды, полные такой заботы и нежности, которых он никогда раньше не замечал в сестре. Откуда в ней это? Куда подевались искры, огонь и нетерпеливость? Ее забота тревожила его. Неужели он действительно так плохо выглядит? Неужели он вызывает желание обращаться с ним, как с больным котенком?
— Нам выходить, Алексей.
— Да, — ответил он, но остался на месте.
Она не взорвалась, не закричала, не назвала его ленивым, чего он подспудно ожидал. Вместо этого наклонилась, посмотрела с улыбкой ему в глаза, сунула руки ему под мышки и выпрямилась, увлекая его за собой. Ему стало стыдно. Он вдруг подумал, что от него, наверное, неприятно пахнет.
— Я прошлой ночью совсем не спал, — объяснил он.
— А сколько дней ты не ел?
— Не знаю.
Этот ответ прозвучал довольно глупо. Сжав его ладонь, она вывела его из трамвая. Воздух на улице оказался ярким, морозным и свежим, и это удивило его.
— Алексей, как ты дошел до такого?
— Не знаю. Я заблудился.
— Что ж, посмотрим, смогу ли я найти дорогу домой, брат. На этот раз без расставания.
Она подхватила его под руку и прижалась всем телом. От этого он почувствовал надежду.
В кровать он повалился с одной мыслью: он не рассказал ей о ворах в законе. Но, прежде чем он успел открыть рот, чтобы поделиться новостью, эта мысль покинула его, и он уже не мог вспомнить, что хотел сказать. Веки его стали закрываться, как будто к ним привесили свинцовые гири. В голове сделалось черным-черно, и ему это понравилось.
Он спал. Спал до того крепко, что можно было подумать, будто он умер на целый месяц, и все же всякий раз, когда глаза его приоткрывались, Лида сидела рядом, и на ней была одна и та же коричневая кофта на пуговицах. Наверное, это был все тот же день. В какой-то миг до его сознания донеслись голоса спорящих, но они не были ему интересны, и он снова погрузился в темноту, не уверенный в том, не приснились ли они ему. Потом хлопнула дверь. И это уже было явью.
Ему приснилось, что игла татуировщика пробила насквозь его грудь, пронзила легкие и он начал захлебываться собственной кровью.
Он яростно закашлял. Чья-то рука погладила его по лбу, и он снова заснул. И все же даже во сне одна мысль не давала ему покоя, она точно острыми гвоздями пробивала его мозг. Он должен о чем-то рассказать.
Лида сидела рядом с кроватью и смотрела на брата. Он спал вот уже несколько часов, хотя она не назвала бы это состояние сном. Он как будто бежал изо всех сил с плотно закрытыми глазами. Тело его не замирало ни на секунду, веки дрожали, ноги и руки подергивались. Зубы то стискивались, то разжимались с каким-то собачьим звуком. Она стала класть ему на щеки ладонь и шептать слова, изгонявшие из него демонов, которые буравили дыры в его мозгу. Когда открылась дверь и в комнату ввалился Лев Попков, она знала, что он не будет в восторге.
— Привет, Лев, — улыбнулась она ему. — Посмотри, кто у нас.
— Вот, черт!
— Он стоял на ступенях у храма. Я же говорила, что он когда-нибудь все-таки придет.
— Черт! — снова сказал Попков, подошел к кровати, наклонился над Алексеем и окинул его своим единственным глазом.
— Пусть спит, — мягко произнесла она.