Йене Фриис сделал шаг вперед. Это означало, что он хотел что- то сказать.
— В чем дело, заключенный Фриис?
— Гражданин полковник, мы работаем не покладая рук. Проект продвигается… Чего все мы и добиваемся, — добавил он. — На прошлой неделе пробный пуск пришлось прервать из-за того, что металл для задних поддерживающих стоек оказался некачественным, слишком хрупким, поэтому и не выдержал веса…
— Молчать!
Йене заставил себя замолчать, но обратно в шеренгу не отступил. Остальные инженеры, такие же, как он, заключенные, вели себя умнее. Они молчали, не сводя глаз с до блеска начищенных туфель полковника Тарсенова, и кивали каждый раз, когда он что-то говорил. Полковник был высоким грузным мужчиной, и голос у него был под стать — зычный, раскатистый. Впрочем, он почти всегда следил за своим голосом, говорил спокойно, обдуманно, но иногда забывался, и в такие минуты голос его звучал, как выстрелы из крупнокалиберных орудий. Сегодня голос полковника был спокоен. Губы его привычно сложились в недовольную тонкую линию, и Йене испугался, что сейчас его обвинят в саботаже, но этого не произошло. Когда повисшая в кабинете тишина начала казаться невыносимой, Тарсенов повернулся к стоявшей у него за спиной женщине с серыми, как железо, волосами, которая держала наготове блокнот и красный карандаш.
— Товарищ Демидова, — сказал он, — сообщите об этом поставщикам. Пусть проверят там у себя.
— Хорошо, товарищ полковник. — Она что-то записала в блокнот.
— И чтоб больше никаких задержек, — строго добавил он.
— Есть, товарищ полковник.
— Сколько еще ждать до пробного запуска?
— Не меньше месяца, — начал Йене. — Нам еще нужно…
— Две недели. — Голос раздался из шеренги. Это сказал Елкин, инженер, стоявший в самом конце. — Все будет готово через две недели.
— Вы уверены?
— Да, гражданин полковник.
— Отлично! Я так и сообщу лично товарищу Кагановичу. Он будет доволен.
Елкин улыбнулся и снова сосредоточился на сверкающих туфлях. Тарсенов обвел неторопливым взглядом заключенных в плотных робах цвета хаки, заметил, что Йене все еще стоит впереди, и нахмурился.
— Что-то еще хотите сказать, заключенный Фриис?
— Да, гражданин полковник.
— Я слушаю.
— Если пуск будет произведен до того, как мы проанализируем и устраним все недочеты, контейнер может раскрыться раньше расчетного времени, и это может быть очень опасно для…
— Две недели, — своим самым тихим голосом прервал его Тарсенов. — Проанализируйте и устраните недочеты за две недели, заключенный Фриис.
Их глаза встретились не более чем на секунду, но этого оказалось достаточно. Йене понял, что затягивать работу больше не удастся. У Тарсенова появились подозрения. Не произнеся больше ни слова, инженер шагнул обратно в строй.
— Жди здесь, — сказала Лида.
— Не беспокойся, девочка, я бы туда и за деньги не пошла.
Елена сложила на массивной груди руки и застыла рядом с большой двойной дверью, как какой-то нелепый страж в платке. Она устремила взгляд на оживленную улицу, и глаза на широком лице ее превратились в две упрямые щелочки. Лида пока не научилась понимать, что означает то или иное выражение ее лица, но чувствовала, что Елену это вполне устраивало. Она заметила, что сегодня женщина выглядела уставшей и морщинки вокруг ее глаз стали напоминать ломаные трещины, но не стала расспрашивать ее об этом… и о новом темно-синем пальто, появившемся у Елены.
На вывеске у двери значилось: «Коммунистическая партия. Комитет по связям».
— Я быстро, — пообещала Лида.
— Слова «быстро» и «Коммунистическая партия» плохо сочетаются, — пробормотала Елена, притопывая.
Лида взбежала по лестнице.
— Документы. — Облаченный в форму мужчина средних лет с редеющими светлыми волосами стоял сразу за дверью. Скрипнув сапогами по мраморному полу, он преградил Лиде путь и протянул руку в ожидании.
— Доброе утро, — сказала она и приветливо улыбнулась.
— Снова к нам? — Да.
— Вам, наверное, у нас понравилось.
— Ну, вам, наверное, нравится здесь намного больше, чем мне, — пошутила она и обрадовалась, когда он рассмеялся.
Она почувствовала себя увереннее.