И вот мы все, люди среднего возраста, с поредевшими уже волосами, сидим на стульях и смотрим на Топлийского, положившего карманные часы перед собой на стол, чтобы следить, читая лекцию, за вычисленным до секунды своим рабочим временем, дорогим и для него и для нас. Сказать по правде, меня всегда удивляли те ораторы, которые говорят, поглядывая на часы, и при этом не теряют нить выступления. Однажды и я на профсоюзном собрании в почтовом отделении попытался выступать по часам, положив их на стол, но потом так увлекся, что забыл забрать их. Нашел я часы, разумеется, благодаря неподкупным почтовым служащим, которые и на этот раз показали себя с хорошей стороны. Но об этом как-нибудь потом…
Так вот, сейчас Топлийский положил свои часы на стол и, откашлявшись, открыл книгу. Мы молчали. Он перевернул несколько страниц, посмотрел на часы и опять перевернул несколько страниц. Потом пробубнил своим низким, словно бас из самодеятельного хора, голосом:
— Начинаем с четвертого немецкого издания, в котором текст полностью сверен с оригиналом. Для большего удобства один из вас будет читать, а я потом буду разъяснять содержание. Такой способ изучения «Капитала» испытан на практике… Кто из вас хорошо читает, ровно и без запинок?
Повар заерзал на стуле, стул жалобно заскрипел под тяжестью его тела, едва умещавшегося на сиденье. Топлийский уставился на него:
— Вы желаете?
Повар обернулся в мою сторону, притворяясь, будто ему показалось, что Топлийский обращается ко мне. Но Топлийский повторил:
— Нет-нет! Я о вас говорю, товарищ! Вот вы, полненький…
Повар сконфузился, покраснел как рак, а мы сдержанно заулыбались, чтобы не вносить анархию в занятия с самого начала, еще до лекции.
Тогда вмешался Иван Г. Иванов.
— Здесь у нас есть учительница, товарищ Топлийский, — сказал он. — Фамилия ее Игнатова. Она и приглашена для этой цели.
— Да-а? — удивился Топлийский. Он посмотрел на единственную женщину, сидевшую у двери, рядом с мужчиной из кооперации, и продолжал, слегка улыбаясь: — Извиняюсь, другарка, что не заметил вас. Прошу вас, пройдите к столу.
Я видел его белые зубы, крупные и блестящие, как очищенные дольки чеснока. Они сверкнули на какое-то мгновение и снова скрылись под его усами.
— Товарищи, — сказал он, когда Игнатова заняла место рядом с ним, — думаю, что мы оставим предисловие к четвертому изданию и начнем прямо с «Превращения прибавочной стоимости в прибыль». Ближе к цели.
Игнатова, маленькая красивая женщина в красном свитере, сильно обтягивавшем ее грудь, начала взволнованно читать, то повышая, то понижая голос. Позже я узнал, что до Девятого сентября она посещала студию Бояна Дановского и там обучилась дикции. Нам везло по всем статьям. Поэтому мы слушали внимательно и каждый понемногу куда-то уплывал. А Иван Г. Иванов что-то напряженно записывал в свою тетрадку, подавая нам пример усердия, в котором ему ни в коем случае нельзя было отказать. И так мы блаженно слушали, как вдруг в одном месте Топлийский прервал Игнатову и обратился ко мне: