— А что он говорил?
— А ничего! Молчал… Чуб причесал…
— Да, дурак он. Ну а она?
— Кудахчет как курица. «Не имеете права меня задерживать! Я свободная гражданка! Этот человек мне нравится!» Ну и прочие дикости… Ну хорошо, он твоя симпатия, а что тебе надо в ведомственной гостинице? Идите в парк, разгуливайте себе по кустам на берегу Марицы… А в гостиницу-то зачем? Это же общежитие! Как же так? Что, я не прав? Я давно за ними следил!
— Что же теперь будет?
— Уволят меня… И Векилов только и ждал в отношении меня удобного случая. У тебя, часом, нет связей с милицией?
— Нет, я тут совсем недавно. Никого пока не знаю.
— Жалко. Я лично пойду к Векилову и объясню ему, что был на собрании. Правда?
— Конечно.
— Векилов понятливый… Как это ты его не знаешь? Он же каждое утро ест говяжью чорбу в нашей столовой. Да неужто ты его не видел? Характер, правда, у него особый, вспыльчивый… Нет, Векилов понятливый. Только вот характер…
— Женатый?
— А почему это тебя интересует?
— Да так просто.
— Думаешь, не простит? Нет, Векилов понятливый.
Мы помолчали, думая об этом Векилове. Я не знал его, но представлял себе: полненький, затянутый высоким жестким воротничком, черные усики, поредевшие волосы, красная шея. Не иначе, скоро пострадает от апоплексического удара. Немало людей прошло через его руки.
— Да, идите к Векилову. А я завтра выеду из гостиницы.
— Почему? — испуганно спросил он и остановился напротив меня.
— Не могу больше жить здесь, — отрезал я.
— Но я все продезинфицирую…
— Нет, приготовьте мне счет.
— Я прошу тебя, Масларский. Что же это получается? Выходит, это я, Гюзелев, выгнал клиента. Значит, я виноват.
— Нет, просто я не могу жить рядом с человеком, который позорит мое имя. Всему городу станет известно, что Масларского застали в гостинице с какой-то подозрительной женщиной. Что мне прикажешь делать?
— Нет ничего проще. Предоставь это мне. Все сделаю как полагается, все расставлю по местам.
— Спасибо, но я все равно не останусь. Приготовьте мне счет.
— Я тебя прошу, Масларский! Нет, я запрещаю!
Мы поднимались по лестнице, и я, пользуясь случаем, напомнил ему обо всех безобразиях, с которыми мне пришлось столкнуться. Не забыл сказать и о брынзе. Он мне пообещал, что завтра же выбросит бочки, а в туалете прикажет насыпать побольше хлорки. Душ всегда будет открыт. Теплая и холодная вода будет круглые сутки. Мне он скоро выделит отдельную комнату. Он даже показал ее мне. До сих пор там жил директор, командированный.
Я продолжал хмуриться, а Гном смотрел на меня умоляюще и снова начал ссылаться на Векилова, мол, он понятливый и, если я выеду, задумается над этим фактом… Он долго еще что-то мне говорил, но я отодвинул его в сторону и заторопился уйти к себе в комнату. Там было тихо. Все спали. Глядя на свою смятую, неубранную постель, я подумал: «Векилов понятливый… Векилов простит…» Не раздеваясь, бросился на постель и сразу же заснул.
Получилось так, как я и думал: по комбинату поползли слухи, что я водил в гостиницу женщин и развратничал с ними ночи напролет. Злые языки утверждали, что женщины были замужние, что я дарил им подарки, что среди моих любовниц была и одна девица, на которой я обещал жениться. После этого все, особенно женщины, стали смотреть на меня с любопытством. Все мои усилия объяснить, что речь идет о другом Масларском, не принесли результата.
Самым неприятным было то, что бай Драго отложил запланированную пирушку. Ни тебе карпа, ни утки, ни белого вина. В конце концов, решил я, можно и без утки прожить. Буду-ка я лучше выполнять свои нормы, может, кто-нибудь и скажет обо мне доброе слово; уйду в себя, стану гордым и неприступным.
Однажды мне передали, что меня вызывает начальник милиции Векилов. Вначале это ошарашило — слишком живы еще были в моем сознании воспоминания, но затем меня разобрало любопытство, и я пошел в милицию. Страха я не испытывал, потому что, как говорится, воробей я был стреляный. Чего мне было бояться? Я даже решил с ними поскандалить, если они начнут читать мораль. Слишком уж много мне давали до сих пор всяких советов. Хватит! Сыт по горло!
Вот с таким настроением я и перешагнул порог милицейского управления. Наконец-то я увижу Векилова! К моему удивлению, он оказался худым, болезненного вида человеком с бледно-желтой, сморщенной на лице кожей. Голова его высовывалась из широкого стоячего воротничка, как голова черепахи из панциря. Глаза у него были большие, навыкате. Я сразу предположил, что у него базедова болезнь. Позже, когда мы разговорились, я узнал, что его еще с тех пор, когда он сидел в тюрьме как политзаключенный во времена фашизма, мучает язва желудка. К тому же оказалось, что мы с ним земляки, из соседних сел, что и он пострадал в 1951 году, но сейчас снова работает на старом месте и чувствует себя отлично, несмотря на болезни.