Одновременно с этим процессом развития русской историографии в Болгарии создается «История славеноболгарская» (1762 г.) — труд первого «будителя» национального Возрождения Паисия Хилендарского, затем «Зографская болгарская история», «История во кратце о болгарском народе славенском» Спиридона (1792 г.). Близкий к этому путь проходит сербская историография от обширной «Славяно-сербской хроники» Юрия Бранковича (начало XVIII в.) до четырехтомного труда Йована Раича «История разных славянских народов» (Вена, 1794—1795 гг.).
Развитие историографии переходного периода приобрело значение обширного течения общественной мысли и публицистики научно-литературного характера, которое получало различные формы в разных социальноисторических условиях. Если, например, русская историография стремилась осветить славное происхождение русских и воспроизвести грандиозную историю русской монархической государственности, то болгарская историография в тяжелых условиях турецкого порабощения стремилась воспеть славу древнему Болгарскому царству и призвать народ к национальному возрождению. Поэтому соответственно различались возникшие почти одновременно, но в разных условиях, труды Ломоносова и Паисия Хилендарского: первый из них остается историографической вершиной эпохи в смысле научном, хотя и не отвергает целиком исторические «басни», второй же, гораздо более легендарный, получает непреходящее место в историографической публицистике. Но в целом историография обладала общетиповой идеологической программой, состоявшей в том, чтобы наставлять нарождающиеся нации примерами громкой славы их далеких предков (обычно фантастических) и позднейших героев на полях брани и в государственных советах. Историография эта по своим сюжетам и методике долгое время оставалась баснословной и легендарной, приобретая именно поэтому наибольшее литературное значение. Версия в ней господствовала над фактом, а повествовательная компиляция — над историческим анализом. Если речи исторических героев или обстоятельства их жизни оставались неизвестными, то они нередко придумывались историографами (даже в XVIII в.). В историографическом изложении традиционно-книжные сюжеты или документальные факты перемежались с фольклорными преданиями, а литературная риторика — со средствами живой речи. Стремление к научной специализации все еще уступало стремлению к популярной занимательности, и в этих случаях «История» рисовалась как «повесть сладкая и красная».
Каждый историограф, осваивая эту традицию как общее достояние, считал себя, однако, первооткрывателем своей национальной истории и осознавал свой труд как высокую духовную миссию.
Историография выступала в свое время как поучительно-литературная история народа. В общем процессе развития идеологии она занимала промежуточное положение между феодально-средневековой хронографией и буржуазной исторической наукой, по-видимому, также с последующими ответвлениями ее сюжетов в сторону исторического романа и исторической драмы.
Параллельно со средневековой хронографией и летописанием развивалась агиография, жизнеописания («жития») подвижников церкви или видных государственных деятелей. «Жития» служили прежде всего задачам духовного воспитания человека.