С упорством Соня стала свивать свое гнездо. Облик Ясной Поляны, сильно обветшавшей, требовал, чтобы его основательно «подчистили». Ведь до Сони хранительницей и управительницей усадьбы долгое время была тетенька, которая, как казалось Соне, делала все не так, как надо. Например, она угощала без ее ведома болезненного сына Сережу, часто страдавшего поносами, котлеткой, да еще с горошком в придачу. А еще тетенька постоянно выбрасывала сор рядом с домом. Соня самым решительным образом принялась за реформирование яснополянского быта, вдохновляемая рассказами Лёвочки об усадьбе Новосильцевых, которую он недавно посетил. Муж был поражен там изяществом парков, беседок, прудов, point de vue (видом. — Я. Я). Но ведь Ясная Поляна, полагала она, гораздо милее и лучше, чем усадьба соседей. Поэтому, засучив рукава, Соня принялась за благоустройство территории перед домом. По ее указанию прежде всего расчистили парк Клины. По кругу и на первых дорожках «поделали» новые лавочки. Старые «погнили», и сидеть на них было невозможно. Все пространство вокруг дома заросло бурьяном, «без признаков хозяйской попечительности» — так описал состояние яснополянской усадьбы тех лет Владимир Соллогуб, автор «Тарантаса». По его мнению, в этом был повинен не Лев Николаевич, а исключительно дамы, предпочитавшие уборке территории наслаждение лесными прогулками. Но вскоре вместо бурьяна появились симпатичные клумбы, обрамленные ореховыми дужками, дорожки посыпали песком. Все стало неузнаваемым. Соня лично следила за тем, как убирают парк, пруды, канавы — последние надо было регулярно чистить, подкапывать, укреплять. Она знала, что когда ее муж «не ест, и не спит, и не молчит, он рыскает по хозяйству». Лёвочка «накупал скотину, пчел, кур, все заводил в огромном количестве, пускал телят под коров, чтобы воспитать их крупными и красивыми, целыми днями летом пропадал на пчельнике в лесу, за рекой». Соня радовалась мужниному хозяйственному «запою», но не долго — его увлечения, как оказалось, носили эпизодический характер, и она была вынуждена подключиться к домашним заботам, забывая при этом о жизни для себя. Соня бездействовала только тогда, когда в очередной раз «берегла» свой живот или кормила в «детской, за ширмами, в сером капоте». Свободных минут у нее совсем не оставалось: «то корми, то держи на руках ребенка, то зарывайся в болезнях детей, в их пеленках и поносах», то вслушивайся, как дитя агукает, прикладывается личиком к клеенке. Она погружалась «в сиськи, соски и соски», а порой, «отсасывалась, или кормила, или прижигала, или промывала». Между кормлениями успевала заняться «вареньем, соленьем, грибами, пастилой, переписыванием для Лёвы». Что же касалось изящного искусства, то им она могла наслаждаться только изредка, да и то, если дождь шел. Соня успевала все: «ходить за яблонями и за пчелами», выхаживать больного ребенка, который «сучил» ножками, хватаясь за ее волосы, серьги, воротник, словно прося о помощи, составлять ведомости для «Графского Дома» и «Для прислуги», подсчитывать, сколько съедено пудов масла, творога и куриных яиц. Со временем от бывшей «Сонечки Берс в Кремле» осталось только предание. Теперь же яснополянская графиня мечтала только об одном: «дойти до идеала хорошей хозяйки» — деятельной, ловкой, способной на все.
Муж был в ужасе, когда узнал, что жена спит с маленьким ребенком на клеенчатом полу, подражая своей матери. Он просил Соню оставаться самой собой, быть «существенно хорошей», как и ее мать, но при этом желал, чтобы его жена становилась «более тонкой работы», чем ее мать, и «с большими умственными интересами». Соне конечно же хотелось взяться за книгу, но она не могла покинуть больного ребенка. Ей хотелось отдохнуть. Но как? Его не с кем оставить! Поэтому спала иногда не больше полутора часов в сутки. Больные дети сводили ее с ума, хотелось выплакаться и выспаться.