Как‑то Соне приснился странный сон. Она вместе со своими детьми, Машей и Лёлей, стояла в Страстную пятницу около собора, вокруг которого сам собой ходил позолоченный крест. Он трижды обошел вокруг собора и остановился прямо перед ней. Она разглядывала распятого Спасителя, черного с головы до ног. Вдруг кто‑то вытер черноту с его лика полотенцем, и он стал белым. Спаситель приоткрыл правый глаз и поднял правую руку к небу. Соня попыталась разгадать этот сон и увидела его смысл в крестном терпении. Это ночное видёние помогло ей найти ответы на мучившие вопросы. Теперь она больше не хотела думать об искушениях, смирилась, но духом не пала, справилась с собой, ее мысли больше не путались, она перестала бояться судьбы.
Соня вспомнила свой недавний разговор с профессором Сергеем Петровичем Боткиным, который сказал, что насилие над женским организмом очень опасно и вредно. Милый, сердечный Боткин успокоил свою пациентку, уверив, что от родов она не умрет. Таким образом, была поставлена точка в этой интимной истории, отчего Лёвочка был в восторге. А Соне пришлось снова поверить в свою «железную» натуру, не позволившую больше своей хозяйке предпринимать какие‑либо попытки по освобождению от «лишнего груза», что не раз она пыталась сделать. Слава богу, пришел конец этим многозначительным иносказаниям и еще чему‑то неладному, порой возникавшему между ней и мужем. Она поверила этому простому и милому человеку, убедившему ее в том, что ее организм еще очень крепок.
За четыре дня, проведенных в Петербурге, Соня успела полюбить «прекрасную, духовно высокую и сердечную графиню Александру Андреевну», насладиться общением с ней, оказавшимся весьма полезным. Соня навестила всех своих многочисленных родственников, слушала в Мариинском театре оперу Верди «Аида». В общем, следовала советам профессора, настоятельно рекомендовавшего ей, помимо диет, прием мышьяка и брома, как можно больше двигаться и меньше находиться в одиночестве.
Пожалуй, самое большое впечатление во время этих столичных Сониных прогулок на нее произвел Эрмитаж, который она посетила вместе со Страховым и с кузиной Машей Шидловской. Знакомство с шедеврами Рафаэля, Рубенса, Мурильо привело ее в восторженное состояние.
После чудных прогулок мама устроила в честь дочери праздничный обед, на который созвала родственников, друзей, пригласила и первую Сонину любовь Сашу Поливанова, который к этому времени оказался уже дважды женат. Они оба были смущены и, конечно, поражены произошедшими в них переменами. Соня из «тоненькой девочки» превратилась в авантажную даму.
В это время, как ей казалось, весь столичный бомонд говорил об «Анне Карениной» в весьма хвалебных тонах, а «Голос», «Новое время» превозносили ее автора аж до небес. Но все — таки самым приятным для Сони было еще раз узнать из ласковых писем мужа о том, как он ее любит, как скучает по ней, как не может даже подходить к Сониному столу, чтобы не обжечься воспоминаниями о жене, особенно страдает ночью, боясь глядеть в сторону ее кровати.
Она вернулась в Ясную Поляну, и это событие стало праздником для них обоих. Было много восторгов, которые внезапно омрачились происшествием с их старшим сыном Сережей на катке. Дети катались на коньках по расчищенному от снега Большому пруду, и Сережа из‑за снежной стены не увидел бежавшей к нему навстречу Тани. Он столкнулся с ней и сильно разбился, ударившись затылком об лед и потеряв сознание. Без признаков жизни его отнесли домой. Соня сразу послала в Тулу за пиявками, сама поставила по две пиявки за каждое ухо, и Сережа всю ночь проспал, а на утро встал абсолютно здоровым.
После ее приезда Лёвочка засобирался в Москву, чтобы посмотреть корректуры романа, поправить их, если возникнет в этом необходимость. В общем, он хотел все подготовить для очередного финального майского выпуска «Анны Карениной» в «Русском вестнике». Но случилось непредвиденное, заставившее его принять адекватные действия. Издателю не понравились последние главы романа из‑за взглядов автора на Сербскую войну и участие в ней русских добровольцев. Возмущенный Лёвочка решил поставить на место Каткова, который, по его мнению, не умел и двух слов связать. Как посмел этот «мямля» своими словами излагать авторский текст в эпилоге романа?!