Лёвочка срочно послал слугу Сергея Арбузова за архитектором, чтобы тот прислал как можно больше паркетчиков. Хотел, чтобы работа продвинулась побыстрее и семья поскорее зажила в доме. Правда, он «робел» перед женой за дом, за неурядицы в нем, но так мечтал «поразить» ее своим благоустройством нового жилища, что был уверен, что к ее приезду здесь будет «тепло и сухо». Но Софью интересовали не только практические дела с «паркетами и клозетами». Гораздо больше ее волновало внутреннее состояние мужа, «настроение» его духа: что у него на душе, не «одеревенела» ли она совсем?
Тем временем ремонт и реконструкция дома были завершены. 8 октября 1882 года Софья с детьми отправились в свою московскую усадьбу, где их ждал Лёвочка, уставший, но довольный плодами своего труда. Она торопилась с поездкой, нервничала, волновалась. До Козловки добралась вместе с детьми на соседском «ковчеге», потом они вовремя пересели на поезд, а в Туле их уже поджидал князь Урусов с «пропастью» конфет и пряников. Так, очень хорошо, «без суеты и сверканья пяток» они добрались до Москвы, а потом и до своей «арнаутовки», встретившей их яркими огнями. Дальше — больше: «обед накрыт», на столе — вазы с фруктами. Муж все устроил здесь как нельзя лучше.
Лёвочка предложил осмотреть весь дом, сначала показал нижние комнаты: столовую, угловую, спальню, детскую, классную, комнату сыновей, комнаты Тани и Маши и еще три другие комнаты — переднюю, девичью и буфетную. Экскурсия сопровождалась бесконечным оханьем и аханьем «экскурсантов», которые восклицали: какой чудесный дом, нет никаких изъянов в нем! Слышался неудержимый animal spirits (дикий восторг. — Н. Н.). Затем все большое семейство дружно поднялось наверх, где сияла зала, в которой пожелала бы станцевать сама Анна Аркадьевна Каренина! Потом осмотрели большую и малую гостиные, кабинет папа, а также заглянули в комнату экономки и камердинера. Впечатление от дома у всех было великолепным — светло, просторно, все продумано до мелочей, все сделано с толком и с любовью.
Казалось бы, такие проблемы, как сходить на Сухаревку, чтобы купить дочери ширму, как накормить сына «Дрюшу» (Андрея. — Н. Н.), как переделать балясины, как преобразить старый фасад дома и сделать его «кремовым с зелеными ставнями», как добиться того, чтобы паркет был с черными жилками, то есть с шиком, чтобы печи хорошо топились, чтобы дворник справлялся со своей работой исправно, как купить пролетку со сбруей не за пятьсот, а за 400 рублей, как перевозить зеркала, «на руках» или на перевозочной карете и т. д., уже остались позади. Тем не менее что‑то еще надо было доделать, например подвалы, которые почти сопрели и завалились, а ведь они были так нужны для хранения запасов, привозимых из Ясной Поляны, — яблок и овощей, бочек с кислой капустой, с солеными огурцами, банок с вареньем, а еще было необходимо приготовить «сенник» для малыша Алеши, договориться с Суриковым об уроках для Тани и что‑то еще другое. Думая обо всем этом, Софья приходила к выводу, что «сгорает» уже не только она, а оба. Ее жизнь протекала теперь с ним вместе и не казалась ей больше «хаосом труда, суеты, отсутствия мысли, здоровья и времени». Теперь она каялась перед мужем и обещала больше не быть злой.
Жизнь потихоньку налаживалась, наступило будничное затишье, и все принялись за свои дела: кто‑то спешил на университетские занятия, кто‑то в Школу живописи, ваяния и зодчества, кто‑то подыскивал натурщика для этюдов, кто‑то сидел с младшими детьми, кто‑то капризничал, кто‑то ленился, а кто- то взялся за изучение древнееврейского языка. Софья не скрывала своего неудовольствия по поводу очередного мужниного увлечения, видела в этом пустую трату времени и сил. А Лёвочка между тем с наслаждением исполнял все рекомендации раввина Соломона Минора. Правда, порой вносил свои корректировки, например, читал только то, что было ему интересно, а остальное пропускал, а когда дошел до Исайи, до его мысли, что «мир движим только любовью», обучение вдруг резко прекратил. Только полчаса, как заметила Софья, Лёвочка тратил на учебу, а остальное время проводил в дискуссиях с «очень хорошим», как он говорил, Минором. Понял ли муж, занимаясь с раввином, преимущества своей городской жизни, подумал ли о том, что в Ясной Поляне это вряд ли было бы возможно? Сама она, конечно, была рада за него, что он находился в таком бодром состоянии духа. Однако его головные боли она объясняла тем, что он слишком переусердствовал в изучении древнееврейского языка. Но не все же время ему заниматься «паркетами и клозетами»!