А эти стояли в самом центре волнующегося людского моря — две серые скалы — и никто их не замечал. Только я.
Жена легко спрыгнула на перрон, нырнула под мой зонт, повесила на меня тяжелую сумку и осторожно поцеловала — я был небрит и запущен. А от нее пахло летом — горячим сеном, пылью, цветами и рекой.
— Ну что за погода, — сказала жена.
— Осень, — ответил я.
— А у мамы тепло. Солнышко светит. Бабье лето.
— Это все они, — сказал я и осекся.
— Кто?
— Либералы, — сказал я и деланно засмеялся.
Она серьезно посмотрела на меня.
— Что-то не так?
— Нет, всё нормально. Просто я без тебя одичал.
— Дикарь! — Она прижалась ко мне, и я невольно обернулся на серых людей.
Их не было.
Возможно, они испугались жены, подумал я тогда. Ее аромата. Частички бабьего лета, что привезла она с собой в маминой сумке.
Люди осени действительно боялись лета.
Но кроме них были еще люди зимы…
— Хочу домой, — сказала она.
— Как мама? — спросил я в такси.
— Болеет. Но чувствует себя хорошо.
— А я здоров. Но чувствую себя… — я хмыкнул и заметил в зеркале, как усмехнулся водитель, пряча глаза под козырьком бесформенной кепки.
Серое такси бежало по улицам города, и вода шарахалась из-под колес.
Третьей моей ошибкой стало то, что я всё — почти всё! — ей рассказал.
Я не собирался этого делать, не хотел пугать ее, да и знал, какая реакция последует. Но бывают моменты, когда невозможно промолчать. Когда к тебе прижимается самый родной человек, шепчет что-то совершенно ненужное, но такое приятное, ласково касаясь губами мочки уха, и ты не можешь не поделиться…
— Ты сошел с ума, — сказала она и зажала себе рот.
— Это было бы слишком просто, — ответил я.
— Тебе надо отдохнуть, — сказала она и чуть отодвинулась. — Ты много работаешь.
— Я не работаю уже вторую неделю.
— Почему?
— Врач мне посоветовал отдохнуть. Я взял отпуск.
— Врач? Ты был у врача?
— Да.
— У какого?
— У онколога.
Она отодвинулась еще дальше. Села на кровати, серьезно разглядывая меня.
— Ты меня пугаешь.
В неярком свете ночника ее кожа выглядела совсем серой.
— Ладно, — потянулся я к ней. — Перестань. Это всё глупости. И что я несу? Совсем тут без тебя одичал…
У нее был вкус лета.
Дождь стучал по зонту, требуя чтоб его впустили.
— Я скоро приеду, — сказала она. — Через четыре дня.
— Зачем? Не нужно жертв, отдыхай.
— Боюсь, если приеду позже, то не узнаю тебя.
— Всё нормально. Со мной всё хорошо.
— Я бы не уезжала, но мама будет ждать. Я обещала…
— Конечно.
— Почему ты не хочешь поехать со мной?
— У меня дела.
— Какие? Ты же не работаешь. Ты в отпуске.
— Надо повидать всех старых знакомых. Я так давно у них не был.
— У тебя появилась любовница? — она улыбнулась.
— И не одна, — ответил я.
— И что же будет со мной?
Я не успел ответить. Дородная проводница, стоящая возле двери вагона, вмешалась в разговор:
— Пора, — у нее был грубый голос. — Отправляемся, девушка.
— Пока, — сказала мне жена и поцеловала в щеку.
Сегодня она пахла городом — косметикой, хлоркой и металлом…
Поезд тронулся. Я помахал в заплаканное окно. Кто-то помахал мне в ответ. Она ли?..
Повернувшись, я увидел серых.
Теперь их было пятеро. Двое стояли возле милицейской будки, еще двое застыли изваяниями у вокзальных часов. И один стоял в дверях вокзала. Людям приходилось огибать его, но никто не высказывал недовольства — они не замечали серого человека, заслонившего дорогу.
Когда я проходил мимо тех, что стояли под часами, горло мне сдавил болезненный спазм.
Я сплюнул им под ноги кровавую слизь.
Они усмехнулись.
Они откуда-то знали, что я всё — почти всё! — рассказал жене.
Ночью я вдруг очнулся и какое-то время лежал, напряженно таращась в непроглядную темь и пытаясь понять, что же меня разбудило.