Эдуард перевел взгляд. Рядом с Эдмундом сидел Иоанн Бретонский, граф Ричмондский. Еще один глупец! Ричмонд владел землями во Франции и состоял в родстве, хотя и отдаленном, с Филиппом IV. Эдуард часто задавал себе вопрос, не купили ли Ричмонда по цене, навряд ли сильно превышавшей обычную в таких случаях плату в тридцать сребреников. А ведь он доверял этому румянолицему глупцу, как родному сыну. Зачем? Ричмонд повел экспедиционные войска во Францию, вторгся в Гасконь и вскоре капитулировал. Эдуард огляделся. Вот и другие — Богун, граф Херефордский, и Биго, граф Норфолкский. Мать честная, вот бесценная парочка! О, он понимает, до чего им не по душе его попытки удержать в узде высшую знать и что его нынешние неприятности с Шотландией и Францией они используют к собственной выгоде и корысти. Это-то ладно, думал Эдуард, дело понятное — он бы сам играл в такие игры десятилетиями. Но… измена? Ведь это совсем другое дело, продолжал рассуждать Эдуард, ведь снять их головы с плеч, а тела рассечь на части так же просто, как казнить любого иного злоумышленника. Разумеется, чтобы их схватить и отправить на эшафот, понадобятся явные, неопровержимые доказательства. Да, именно этого потребуют королевские судьи — доказательств измены, а не слухов о ней.
Эдуард уставился на секретарей: даже они, его ставленники, люди из крестьянского сословия, возвысившиеся благодаря удаче, сообразительности и королевской милости, не были вне подозрений. Эдуард придирчиво всмотрелся в одного из них, Ральфа Уотертона — темноволосого красивого юношу с улыбчивыми глазами и проворным умом. Уотертон был хорошим секретарем, однако соглядатаи Эдуарда докладывали ему, что Уотертон живет не по средствам, купаясь в такой роскоши, какая ни одному секретарю архива не по карману. Но что, если сами соглядатаи подкуплены? Можно ли им доверять? «Quis custodiet custodes?» — вопрошал блаженный Августин. «Кто устережет самих стражей?» Эдуард уже утомился, мысли вертелись в голове, топчась на месте, словно глупая собачонка, которая хочет укусить себя за хвост. Вдруг он заметил, что в палате висит гробовая тишина. Его советники, секретари и вельможи как-то странно поглядывали на него. Эдуард понял, что пора заканчивать представление.
— Милорды, — обратился он к ним, пряча за улыбкой свои тайные страхи и сомнения, — к нашей следующей встрече эти трудности должны быть разрешены. — Король повернулся к Уотертону. — Ральф, — сказал он ласковым тоном, — скажи сэру Томасу, что совет окончен, и распорядись, чтобы к королевскому причалу были поданы барки.
Уотертон поднялся, и члены совета начали расходиться — лорды и высокопоставленные просители раскланивались и с облегчением покидали палату, где тяжкой тучей повисли подозрения короля.
Вскоре зал опустел, и Эдуард остался наедине со своими мрачными мыслями. Раздался негромкий стук в дверь, и в зал молча вошел сэр Томас Тюбервиль, рыцарь-баннерет королевского дома и капитан гвардии.
— Сэр Томас? — Королю нравился этот человек — несмотря на длинное бледное лицо и пронзительные зеленые глаза, постоянно глядевшие на мир испуганно-тревожным взглядом, он был храбрым воином.
— Ваше Величество, — отозвался рыцарь, — лорды-советники ушли. Не будет ли каких-нибудь распоряжений?
— Нет, Томас, — спокойно ответил король. — Не нужно ничего. Оставайтесь на страже и не отпускайте людей. Я еще побуду здесь немного времени. — Рыцарь поклонился и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Король поднялся и подошел к одной из жаровен, чтобы согреть замерзшие пальцы. В его душу глубоко въелась тоска: королева Элеонора, его прекрасная, как сама Мадонна, жена-испанка, умерла; Бёрнелл, лукавый старый канцлер, тоже умер, и с тех пор чувство утраты постоянно угнетало короля. Он остался в одиночестве и никому не доверял — а именно сейчас ему требовался человек, которому можно было бы довериться: в Шотландии вспыхнуло восстание, тайные намерения короля подчинить ее власти английской короны были погублены — шотландские лорды вознамерились посадить на трон собственного короля, будь он даже сам Дьявол, — лишь бы не повиноваться приказам из Вестминстера. Гасконь, богатая провинция Англии в юго-западной Франции, тоже уплыла из рук — в течение какого-то месяца ее захватили коварством и обманом.