Я шел по знакомым улицам, и все было очень похоже на действительность, и ничто, однако, не могло мне доказать, что я не мертв и все это не загробная греза. Я видел себя со стороны тихо идущим по панели, -- я умилялся и робел, как еще неопытный дух, глядящий на жизнь чем-то знакомого ему человека.
Плавное, машинальное стремление привело меня к лавке Вайнштока. Мгновенно напечатанные в угоду мне книги спешно появились в витрине. Одну долю секунды некоторые заглавия были еще туманны, я всмотрелся, туман рассеялся. Когда я вошел, в магазине было пусто, и тусклым адовым пламенем горела в углу чугунная печка. Где-то внизу за прилавком послышалось кряхтение Вайнштока. "Закатилось, -- бормотал он напряженно, -закатилось". Погодя он выпрямился, и тут я уличил в неточности свою фантазию, принужденную, правда, работать очень быстро: Вайншток носил усы, а теперь их не было, моя мечта не успела его доделать, и вместо усов было на его бледном лице розовое от бритья место.
-- Фу, как вы скверно смотрите, -- сказал он, здороваясь со мной, -- фу, фу. Что с вами? Хворали?
Я ответил, что действительно был болен.
-- Теперь грипап, -- загадочно сказал Вайншток и вздохнул. -- Давно не виделись, -- заговорил он опять.
-- Скажите, вы тогда службу нашли?
Я ответил, что был одно время гувернером, но теперь это место потерял и очень хочу курить. Вошел покупатель и спросил русско-испанский словарь.
-- Кажется, имеется, -- сказал Вайншток, повернувшись к полке и пальцем проводя по толстеньким корешкам.
Меж тем мое внимание привлек тихий кашель в глубине магазина. Кто-то, охая, прошуршал, скрытый книгами.
-- Вы себе завели помощника? -- спросил я у Вайнштока, когда покупатель ушел.
-- Я его на днях рассчитаю, -- тихо ответил Вайншток. -Это абсолютно негодный старик. Мне нужен молодой.
-- А как поживает черная рука, Викентий Львович?
-- Если бы вы не были таким злостным скептиком, -внушительно сказал Вайншток, -- я сумел бы вам рассказать много интересного. -- Он немного обиделся, а это было некстати: призрачная, безденежная моя легкость требовала какого-то разрешения, а моя фантазия создавала довольно никчемный разговор...
-- Нет, нет, Викентий Львович, почему скептик? Напротив, я из-за этого в свое время раскошелился.
Действительно, когда я познакомился с Вайнштоком, то сразу в нем обнаружил родственную мне черту -- склонность к навязчивым идеям. Вайншток был убежден, что какие-то люди, которых он с таинственной лаконичностью и со зловещим ударением на первом слоге называл "агенты", постоянно за ним следят. Он намекал на существование черного списка, где будто бы находится его имя. Я посмеивался над ним, но внутренне холодел. Мне показалось однажды странным, что человек, которого я случайно заметил в трамвае, -- неприятный блондин с бегающими глазами, -- был в тот же день встречен мною опять: он стоял на углу моей улицы и делал вид, что читает газету. С той поры я начал побаиваться. Я сердился на себя, издевался мысленно над своим воображением. По ночам мне чудилось, что кто-то лезет ко мне в окно. Наконец я купил револьвер и совершенно успокоился. На этот расход (тем более нелепый, что "ваффеншайн" у меня отняли) я теперь и намекал Вайнштоку.