Слово предоставили целительнице. Смелый тон придавал громкому голосу завораживающее зрелище. Она прекрасно знала, что права! Никто не смеет переубедить в её собственной теории справедливости. Мия считала, раз охотники убили её нерождённое дитя, пускай и случайно, – все они должны умереть. Все, в ком течёт кровь тех, кто пытал, обвинял, вешал, топил и сжигал. Пока подсудимая называла способы охоты и убийства конца средневековья, её тёмные глаза сверкали хищными огоньками. Казалось, несмотря на опоясывающие серебряные путы, она использует магию, и перед глазами женщины восстают из праха воспоминания предков всех присутствующих в зале.
Клои невольно подумала: как хорошо, что она прошла её проверку. Целительница за трибуной пугала до дрожи в ногах, виртуозно заставляя поверить в правосудие. И только воспоминания об охотнике помогли отмахнуться от утверждений Мии. От осознания этого факта, рыжеволосая прикрыла рот ладонью. Ораторское искусство завораживало и без волшебства, и, судя по внимательным слушателям, обвиняемая продвигала свою точку зрения более чем убедительно.
Со смуглыми руками и ногами, обвитыми тонкими цепями, Мия походила на Эсмеральду. Пальцы едва сжимали светлое дерево трибуны, от ауры целительницы исходила такая мощь, будто она в состоянии переломить мебель. Мия Лубли не шевелилась, и только вглядывалась в каждого присутствующего, будто впитывая энергию. Поймав на себе такой взгляд, Клои сжалась: она почувствовала себя маленькой и наивной девочкой-сироткой, которой никто не в состоянии помочь.
В конце рассказа Мия ещё раз подчеркнула справедливость своих действий и привела пример:
– Моей целью был исключительно Нил Горден, его предки веками издевались над магами, а особенно пострадали от их рук целительницы, неспособные за себя постоять. Светлейшая Марнетт, вашего брата я отпустила, как только узнала. А остальных планировала отпустить спустя час, за это время они должны были подумать, на какую дорожку ступили.
Обвиняемая отошла от трибуны и села за стол в углу, где её дожидались охранники. Затем Энергий – белобрысый юноша воин – кинул клубок фиолетовых нитей, он катался по воздуху и обвивался вокруг поднятых рук. За доли секунды в трёх метрах от пола появилась фиолетовая сетка из ломаных линий, составляя различные геометрические фигуры.
В зале тихо загудели, обсуждая дело, а в особенности большинство шепталось о суждениях Мии Лубли.
Клои неотрывно наблюдала за рисунком из магических линий, пока Психо не дотронулась до плеча.
– Она такая страшная, – пискнула волшебница, её разноцветные локоны будто потускнели от испуга. – Прости, что я тогда не пришла на помощь. Я, правда, хотела отправиться на твой зов, но меня Мира не отпустила. Мы ведь не знали, что вы на задание отправились, она решила не отпускать меня гулять во время трудной работы – чтения её пыльных манускриптов, – девушка высунула язык от отвращения к такой деятельности. – Прости, прости меня, пожалуйста! Страшно думать, что могло случиться вами, оказавшись там вдвоём.
– Успокойся, – Клои похлопала подругу по руке, самой её даже думать не хотелось об альтернативах. – Всё хорошо, Нила сегодня выписывают. Я цела и невредима.
Предсказательница в совете повернула маленькие песочные часы, объявляя время вопросов открытым. Вопросы арестовывались и к девице-Облаку, и к Мии Лубли. Ответы давалась кратко, и обычно после них желающих спросить становилось только больше. С ними росло и количество фиолетового цвета в воздухе.
В зале царила немыслимая тишина, каждый говорил по очереди. Клои обернуться боялась, так как любое действие непременно приведёт к шороху. Поэтому оставалась только слушать голоса позади и наблюдать за советом, целительницей – она снова смотрела прямо на начинающую охотницу, Клои от испуга схватила Психо за руку. Обвиняемая смотрела так, словно в эту самую минуту насылает страшное проклятие, которое обязательно произойдёт с той, что решила пойти бок о бок с охотниками на ведьм. А заметив, что её боятся, Мия злобно улыбнулась, подтверждая страшные догадки.
Пожаловаться подруге Клои не сумела, голос будто пропал, тогда она сжала руку сильнее. Жаль, что нельзя просто взять и сбежать, переместиться к любимой скамейке и белочкам в парке.