– Как думаешь, подоить мне коров, раз уж они стоят в стойлах, или сначала приняться за Борделину?
– Делай, как хочешь.
– Да разве я о том говорю! – восклицает Олина. – Ты побывала в свете, обращалась среди богатых и знатных людей и всему научилась. Не то, что мы, бедные!
Нет, Олина ничем не пренебрегала, она круглые сутки политиканствовала.
Разве она не сидела с Варварой и не рассказывала, как была дружна с ее отцом, с Бреде Ольсеном! О, не один приятный часок провели они вместе, он был такой почтенный и обходительный человек, этот Бреде, никогда-то не услышишь плохого слова из его уст!
Но так не могло продолжаться; ни Аксель, ни Варвара не желали больше держать Олину, и Варвара отобрала у нее всю работу. Олина не жаловалась, но провожала свою хозяйку недобрыми взглядами и постепенно изменила тон:
– Да, вы теперь стали страх какие важные! – говорила она. – Аксель-то в прошлом году осенью ездил в город, ты с ним там не встречалась? Да нет, ты была в Бергене. А ездил он по какому-то делу и купил косилку и борону. Что теперь против вас хозяева Селланро? И равнять нельзя!
Она изощрялась в мелких уколах, но и это не помогало; хозяева перестали ее бояться, однажды Аксель прямо сказал ей, чтоб она уходила.
– Уходить? – спросила Олина. – Как это; что же мне, ползти, что ли?
Нет, она отказалась уходить под предлогом, что совсем нездорова и не в состоянии шевельнуть ногами. И ведь как нехорошо вышло: когда у нее отобрали работу и лишили всякой деятельности, она сразу опустилась и действительно захворала. Все-таки она протаскалась еще с неделю. Аксель смотрел на нее с бешенством, но Олина продолжала жить у них из злости, а под конец совсем слегла.
И вот она лежала и вовсе не ждала отпущения, а наоборот, часами говорила о том, что поправится. Она требовала доктора, роскошь, неизвестную в пустоши.
– Доктора? – спросил Аксель, – из ума ты выжила?
– Как это? – кротко спросила Олина, притворяясь, будто ничего не понимает.
Она была так кротка и умильна, так счастлива тем, что никому не в тягость, она может заплатить доктору сама.
– Ну, разве можешь? – спросил Аксель.
– А что же? – сказала Олина. – И потом, не лежать же мне здесь и помирать, как скотине без призора.
Тут вмешалась Варвара и неосторожно спросила:
– Чего тебе не хватает? Разве я тебе не приношу еду? А кофею я тебе не даю для твоей же пользы.
– Это ты, Варвара? – говорит Олина и поворачивает на нее глаза. Она очень плоха, и перекошенные глаза придают ей жуткий вид: – Оно, может, и так, как ты говоришь, Варвара, может мне станет хуже от капельки кофею, от чайной ложечки кофею.
– Будь ты такая, как я, ты бы думала сейчас кое о чем другом, а не о кофее, – сказала Варвара.
– А я что же говорю, – ответила Олина. – Ты никогда не желала смерти человеку, а желала, чтоб он исправился и жил. Что это, – я, вот, лежу и смотрю, – никак ты в тягостях, Варвара?
– Я? – кричит Варвара и яростно прибавляет: – ты стоишь того, чтоб я выбросила тебя на навоз за твой язык!
Тут больная молчит с добрую минуту, но губы ее дрожат. Будто она силится непременно улыбнуться и не может.
– Нынче ночью я слышала, как кто-то звал, – говорит она.
– Она бредит! – говорит Аксель.
– Нет я не брежу. Будто кто-то звал. Слышалось из леса или от ручья.
Удивительно, точь в точь, будто кричал маленький ребеночек. Что, Варвара ушла?
– Да, – сказал Аксель, – ей надоело слушать твою чепуху.
– Это вовсе не чепуха, я не брежу, как вы думаете, – говорит Олина, – нет, Всемогущий не допустит, чтоб я предстала перед престолом и агнцем со всем тем, что мне известно про Лунное. Я еще поправлюсь; а ты должен позвать ко мне доктора, Аксель, тогда это пойдет скорее. Какую-то корову ты мне подаришь?
– Какую еще корову?
– Корову, которую ты мне обещал. Не Борделину ли?
– Ты просто городишь, сама не знаешь что, – говорит Аксель.
– Ты ведь помнишь, что обещал мне корову, когда я спасла тебе жизнь.
– Нет, не помню.
Тогда Олина поднимает голову и смотрит на него. Она совсем седая и лысая, голова торчит на длинной птичьей шее, она страшна, как сказочное чудовище; Аксель вздрагивает и нащупывает за спиной дверную ручку.
– Ага, – говорит Олина, – так вот ты какой! Значит, пока что, мы об этом больше не будем говорить. С этого дня я проживу и без коровы и не заикнусь об ней. Но хорошо, что ты показал себя аккурат таким, каков ты есть, Аксель, вперед я буду знать, что ты за птица!
Но однажды ночью Олина умерла, как-то среди ночи; во всяком случае, когда утром они вошли к ней, она уж похолодела.
Старуха Олина – родилась и умерла…
И Аксель и Варвара были рады похоронить ее навеки, теперь некого было остерегаться, они повеселели. Варвара опять жалуется на зубную боль, в остальном же все хорошо. Но этот вечный шерстяной платок у рта, который ей приходится отнимать всякий раз, когда она хочет сказать слово, – не малое мученье, и Аксель не понимает, как это могут у человека так долго болеть зубы. Правда он замечал, что она жует всегда очень осторожно, но ведь у нее все зубы целы.
– Разве ты не вставила себе новые зубы? – спрашивает он.
– Да.
– Что же, и они тоже болят?
– Ты все представляешься и врешь! – сердито отвечает Варвара, хотя он спросил вполне искренно. И в раздражении своем она дает более толковый ответ:
– Ведь ты отлично понимаешь, что со мной.
Что же с ней? Аксель смотрит внимательнее, и ему кажется, будто у нее вырос живот.
– Да ведь не в тягостях же ты? – спрашивает он.
– Я думаю, ты и сам отлично знаешь, – отвечает она.
Он смотрит на нее немножко бессмысленно. В медлительности своей он сидит довольно долго и считает: неделя, две недели, третья неделя.
– Разве я знаю? – говорит он.
Варвара приходит в страшное раздражением от этого спора и начинает громко и обиженно плакаты – Нет, закопай лучше и меня в землю, тогда ты от меня избавишься! – говорит она.
Удивительно, из-за чего только женщины ни плачут!
Но Аксель вовсе не желал закапывать ее в землю, он великий мастер видеть свою выгоду, у него совсем нет потребности ходить по цветочным коврам.
– Так, значит, ты не сможешь лето работать? – спрашивает он.
– Я не смогу работать? – с ужасом воскликнула она. О, Господи, и как же женщина может вдруг заулыбаться!
Когда Варвара увидела, как принял это событие Аксель, ее обуяло какое-то истерическое счастье, и она воскликнула:
– Я буду работать за двоих! Вот увидишь Аксель, я буду делать все, что ты велишь, и даже гораздо больше. Я разобьюсь в лепешку и буду рада, лишь бы ты был доволен!
Опять полились слезы, пошли улыбки и ласки. В пустыне их было только двое, некого бояться, открытые двери, летнее тепло, жужжанье мух. Она была так покорна и преданна, смотрела на все его глазами.
После заката солнца он запрягает косилку, хочет скосить маленькую луговинку на завтра. Варвара поспешно выходит, будто за делом, и говорит:
– Послушай, Аксель, как это ты мог думать выписывать кого-то из Америки?
Ведь она бы приехала не раньше зимы, а на что она тебе тогда?
Вот что подумала Варвара, и прибежала теперь сказать ему, как будто это было нужно.
Но это было совсем не нужно, Аксель с первой же минуты понял, что если возьмет Варвару, то выгадает вместо летней работницы годовую. Этот человек не знает шатаний и парит не в облаках. Теперь, когда он залучил в дом надежную работницу, он может на некоторое время оставить за собой и телеграф. Это дает в год много денег и очень кстати, пока он не может особенно много продавать со своего участка. Все складывается очень хорошо, он весь в реальности. А от Бреде, который сделался его тестем, ему теперь нечего опасаться каких-либо покушений на телеграфную линию. Счастье начинает улыбаться Акселю.