Со стороны очага послышалось ворчанье собак. За одним из столов сидел тощий и лысый монах и, отрезая ножом большие куски мяса от полуобглоданной оленьей ноги, швырял их своре собак. Это были охотничьи собаки — волкодавы, спаниели и один мастифф. И хотя собаки, жадно урча, клацали зубами, ловя куски на лету, они косили в сторону Мартины горящими глазами, очевидно, уже учуяв запах кошки. Мастифф уставился на Локи немигающим взглядом, дрожа от нарастающей злобы.
— Ну вот, сейчас начнется забава, — сказал Лорд Годфри осклабившись.
И словно услышав его слова, все собаки, включая мастиффа, как по команде, разом рванулись через зал, перепрыгивая через столы и скамьи. Они опрокинули один стол, разбив большую суповую миску, и ее содержимое выплеснулось на устланный соломой деревянный пол. Слуги сумели поймать и удержать трех или четырех собак, но одна из них — огромный волкодав — ухитрилась вывернуться из их рук и скачками понеслась прямо на Мартину, обнажив белые клыки.
Торн выступил вперед, схватил Мартину за плечо и оттащил назад, вжав в стену и заслонив своим телом. Волкодав прыгнул прямо на него, но Торн молниеносным и точно рассчитанным ударом кулака сбил его на лету, и огромный пес, скуля и извиваясь, грохнулся на землю. Обернувшись, Торн увидел, что слуги уже привязывают остальных собак, но не отошел от Мартины и крепко стискивал ее плечо своей железной рукой.
Мартина была высокой, можно было сказать, что она даже широка в кости, но рядом с Торном она казалась маленькой девочкой. Он был выше ее, с длинными руками, массивными плечами, а его грудная клетка, вздымавшаяся под туникой, напоминала скалу. Когда он придавил ее к стене всем телом, она почувствовала флюиды тепла, исходящие от его мускулистых бедер. Ей вдруг инстинктивно захотелось обвить его руками, и Мартина поняла, что если бы не Локи, которого она крепко прижимала к груди, она бы так и сделала.
Мартина заерзала, пытаясь отодвинуть Торна от себя. Он посмотрел на нее сверху вниз, и, улыбнувшись, освободил ее, скользнув, словно невзначай, ладонью по ее плечу. Мартина мгновенно отстранилась от него. Слуги уже окружили всех собак, а лорд Годфри катался по полу и оглушительно хохотал.
Женщина в пурпурном платье уже спустилась в зал и теперь приближалась к Мартине; на кожаном ремешке вокруг ее запястья висела какая-то палка с серебряной рукояткой. Женщина была маленького роста и очень худая, но внешность и манеры говорили о том, что это благородная дама.
Собаки, сбившись в кучу, сидели у очага, с напряженным вниманием поедая глазами Мартину и Локи. Один волкодав оказался в нескольких метрах от Мартины, как раз на пути идущей женщины. Она поравнялась с ним и с нескрываемым отвращением занесла руку с палкой над головой. Пес ответил глухим ворчаньем, и тут женщина внезапно с нескрываемой злобой ударила собаку. Пес отвернулся и, съежившись, поплелся прочь.
— Леди Мартина, — сказал Торн. — Позвольте представить вам леди Эструду Фландрскую, жену сэра Бернарда.
— Миледи, — кивнула Мартина.
Эструда изучала ее с явным удивлением.
— Не могу поверить, что она невеста сэра Эдмонда. Судя по внешности, она скорее невеста самого Господа нашего, Иисуса Христа, — повернувшись к присутствующим, громко сказала она.
Лорд Годфри, монах и женщина в розовом платье добродушно рассмеялись, сэр Торн оставался невозмутим.
— Какое у вас мрачное лицо, сэр Торн! — Эструда капризно надула губки. — Не беспокойтесь. Разве я не обещала вам, что буду добра к ней? Я буду обращаться с ней как с родной сестрой.
— Добро пожаловать в Харфорд, сестра Мартина! — сказала Эструда, протянув к Мартине свои костлявые руки и улыбнувшись ярко накрашенными губами.
— Пусть им оторвут руки и ноги! Пусть им выколют глаза! — ревел пьяный Годфри заплетающимся языком, сидя во главе длинного стола.
«Как он вообще способен еще хоть что-то соображать?» — удивлялся Торн.
Незадолго до их прибытия в замок гонец принес весть о поимке троих бандитов, убивших Ансо и Айлентину. Их схватили этим утром спящими в заброшенной мельнице. Сейчас они находились в подземелье замка лорда Оливье, графа и сюзерена барона Годфри. Разумеется, их повесят, но не раньше чем вырвут под пытками признания об остальных сообщниках.
— Пускай их сварят заживо в кипящем котле! — не унимался Годфри. — Пусть их разорвут на кусочки раскаленными докрасна щипцами! Пускай им смочат ноги соляным раствором и бросят голодным козам, чтобы те слизали с них кожу и мясо до самых костей!
О такой изощренной пытке Торн еще ни разу не слышал, и Райнульф тоже, судя по его изумленному лицу.
Торн наблюдал за сидевшей напротив него Мартиной. Она так и не притронулась к мясу на своей тарелке, только отрезала несколько ломтиков коту. Бедное животное, натерпевшееся страху несколько минут назад, сейчас успокоилось и свернулось у нее на коленях, облизывая лапки и умываясь. Собаки, собравшись в кружок за спиной Мартины, как зачарованные наблюдали за этим кошачьим ритуалом, свесив мокрые языки.
Объедки и разбитую посуду убрали. Слуги также разобрали и сложили столы, оставив только один, у очага, на котором накрыли сытный ужин для припозднившихся гостей. Хотя Годфри, Эструда и священник баронского прихода отец Саймон уже поужинали, они снова сели за стол, чтобы составить компанию вновь прибывшим. Остальные домочадцы и обитатели замка либо были с Бернардом на охоте, либо отправились спать.
— Пускай их обольют кипящей смолой, пускай им…
— Сэр, — прервал Годфри Торн, указывая кивком головы на Мартину. — Возможно, леди предпочла бы другую тему для разговора…
— Французы весьма изобретательны по части пыток, — продолжал Годфри, не обращая внимания на замечания Торна. — Отец Саймон как-то путешествовал по Франции два года назад. Вчера вечером он подробно описывал мне некоторые чертовски изощренные способы пыток. Саймон, расскажи-ка всем нам о том, что ты видел в Отане; как они там мастерски используют ремни из сыромятной кожи и расплавленное олово.
Монах поджал губы.
— Сэр, то, что мне довелось наблюдать в Тулузе, безусловно, намного интереснее.
Годфри наморщил лоб.
— Это ты о тех двух еретиках, которых привязали к столбу и подожгли под ними костер? А помнишь Арнольда из Брешии? Четыре года назад я собственными глазами видел, как его сожгли…
— Живьем? — вскрикнула Эструда.
Отец Саймон пожал плечами.
— Они были виновны в ереси. Их и в преисподней будет вечно жечь неугасимый огонь.
Барон взмахнул рукой, расплескивая эль из кубка на стол.
— Все это так, но все-таки сожжение на костре считается не пыткой, а разновидностью казни, а мы говорим о пытках.
— С этим можно не согласиться, — пробормотал Райнульф.
— Райнульф! — воскликнул Годфри. — Ты ведь только что из Парижа. Поведай нам о каких-нибудь новых методах… э-э… вытягивания признаний из осужденных преступников.
Райнульф неторопливо отхлебнул глоток вина.
— Милорд, боюсь, что мой интерес к таким вещам ограничивается только изысканием аргументов для их отмены. Я полностью согласен с точкой зрения папы Николая I, — не обращая внимания на скривившегося в ухмылке отца Саймона, продолжал он, — который считал, что признание лишь тогда может считаться таковым, когда оно сделано добровольно, а не под пытками палача.