Она знала, что Гекатей уже мертв. Однако в рассеченной груди все еще ударялось о ребра сердце.
Жрицы давно слезли и ушли, оставив самой Матери Гекате забрать душу жертвы. А Арета все стояла над телом, не в силах отвести глаз от вздрагивающих внутренностей. Наконец, она подняла с земли оброненный кем-то из подруг нож и, коротко размахнувшись, остановила трепыхание синевато-бурого сердца.
IX
Сын архонта стоял у окна и ссыпал остатки завтрака на карниз. Ему нравилось смотреть, как голуби методично загаживают барельефы царского дворца в Горгиппии. Захватив этот эллинский город еще при бабке Тиргитао, меотийцы сделали его своей временной столицей. Кочевники толком не умели жить в городах - могли разбить кибитки на агоре или выпустить овец щипать траву вокруг обводного рва. Поэтому основное население Горгиппии, по прежнему составляли греки-колонисты.
Царский дворец - бывший дом народных собраний, перестроенный в варварском вкусе - блистал сказочной роскошью. В первый момент, когда Делайса ввели под его своды, пленник на минуту лишился дара речи. Он никогда не видел такого богатства - оштукатуренные стены, забранные расшитыми войлочными коврами, полы из горной сосны, кипарисовые стулья и столы, инкрустированные слоновой костью, золотая посуда, цистерны для воды на крышах...
Отведенные ему комнаты были скромнее, но и они во много раз превосходили те, в которых сын архонта привык жить дома. И все же Делайс не задумываясь предпочел бы слежавшуюся солому в хлеву, лишь бы сбежать отсюда. Но за ним внимательно следили и ни разу не дали такой возможности.
Бреселида сделала все от нее зависевшее, чтоб сына архонта приняли с почетом и обращались с ним соответственно высокому происхождению. За зиму она несколько раз ездила через пролив к армии сестры и после первой же отлучки привезла в Горгиппию Пелея. А ведь Делайс только заикнулся, что беспокоится о друге.
Впрочем, жизнь - смешная штука. Непостижимым для пленника образом верзила-гоплит сделался любовником царской сестры. "Не надо было щелкать клювом", -- сокрушенно сказал себе Делайс. Сам он просто не мог принять такой игры, пока находился в плену. Кто же знал, что неволя растянется на годы! А Пелей был другим человеком. Когда друзья после долгой разлуки вновь оказались вместе, его глаза светились нескрываемым, бесстыдным счастьем.
-- Она очень добрая, -- как бы оправдываясь, сказал он Делайсу. - Я вообще не знал, что такие люди бывают! Со мной никогда в жизни никто так не обращался.
-- Добрая. - протянул сын архонта, щупая пальцами шрам на подбородке.
Всякий раз, когда Бреселида вновь уезжала, бедняга гоплит изводился едва ли не больше, чем сам Делайс в ожидании свободы.
-- А вдруг она возьмет себе кого-нибудь? - поминутно вскакивал он. Что я здесь сижу?
Свобода его явно не интересовала.
-- Послушай, -- однажды прямо спросил Делайс. - Если мне позволят вернуться домой, ты поедешь со мной?
Пелей заколебался. Было видно, что выбор слишком труден для его сердца. Но выбирать не пришлось.
Друзья сидели в просторном мегароне под окном в потолке, с которого свисали длинные плети глициний, стелившиеся по мозаичному полу. Стояла весна, и теплый ветер обрывал белые цветки, засыпая лепестками трехногий стол.
Сзади послышались торопливые шаги, и из темной галереи за спиной у мужчин появилась Бреселида. Она выглядела мрачнее тучи. По ее лицу Делайс понял, что хорошего ждать не приходится, и внутренне напрягся.
-- У меня плохие новости. - почему-то сиплым голосом сказала всадница. - Прости, но твой отец Гекатей...
Делайс схватился руками за подлокотники, привстал да так и остался нависать над креслом, ожидая, что она скажет: "...не потребовал твоего освобождения".
-- ... погиб. - с явным усилием выговорила сестра царицы.
В первую секунду до Делайса не дошел смысл ее слов. Может быть, потому что смерть не ассоциировалась у него с отцом. Такой сильный, могущественный человек как Гекатей просто не мог умереть. Кто угодно, только не он! Великий воин, великий правитель... "Мой отец..."
-- Как... -- Делайс тоже почувствовал, что не справляется с голосом. - Как?! - закричал пленник, почти насильно вдолбив себе в голову слова Бреселиды. - Как это случилось? Где?
Он уже стоял напротив нее и непроизвольно сжимал кулаки. Вид у него был такой, что сотница отступила назад, а Пелей попытался втиснуться между ними. Но сын архонта ему не позволил, одним ударом отшвырнув более рослого и мощного друга в угол.
-- Как он погиб? - Делайс со всей силы схватил Бреселиду за плечи и начал отчаянно трясти, едва ли сознавая, что делает.
-- Я... я не знаю! - задыхалась она. - Тебе... лучше не знать...
-- Зачем ты его щадишь? - раздался с порога враждебный голос.
Делайс резко обернулся. В дверях стояла ухмыляющаяся Македа.
-- Скажи ему правду. - презрительно кинула она. - Что его отца, великого архонта Пантикапея, непобедимого Гекатея, -- каждое слово жгло откровенной издевкой, -- как зайца, загнали на священной охоте и до смерти заездили девять жриц Гекаты. А потом с еще живого ободрали все мясо, до костей...
Дальше она не договорила. Делайс с воем ринулся на нее и убил бы. На этот раз точно убил бы. Задушил собственными руками. Если бы две рослые стражницы, стоявшие у дверей, не закрыли начальницу царской охраны, скрестив копья. Пленник отшвырнул их, но Македа успела отступить в глубину галереи и вытащить акинак.
-- Ну, мальчик, давай! - она хохотала ему в лицо, поддразнивая острым клинком. - Прыгай прямо сюда. Я тебя жду. Что? Оружия нет? Привыкай, гаденыш! У тебя теперь никогда не будет оружия.
Делайс все-таки прыгнул. Ему было все равно. Его душили такая ненависть и такое горе, что Македа могла их только прекратить, но никак не усугубить. И она, паскуда, сделала свой выпад. Прямо в неприкрытый ничем ни то что панцирем, даже поясом - живот. Никто не успел отреагировать. Бреселида, у которой только что голова моталась из стороны в сторону, с трудом переводила дыхание. Стражницы, ошалевшие от ярости пленного - всегда спокойного и погруженного в себя - поднимались, держась руками за стены.
Только Пелей, пострадавший раньше других, уже успел вскочить на ноги. Минуту назад опасность угрожала Бреселиде, и он готов был свернуть за нее другу скулу. Сейчас Македа метила в живот его "брату и господину". Гоплит с воплем оттолкнул Делайса, а сам принял острую бронзу в пах. Он еще успел удивиться, что не чувствует холода металла у себя в кишках, и догадаться, что меч согрелся на солнце - день-то жаркий, а ножны из темной кожи... А потом согнулся, как перерубленный тростник на болоте, и грузно, со всей тяжестью своего огромного тренированного тела - 8 локтей костей и мускулов -- осел на пол.
Бреселида подбежала как раз для того, чтоб подхватить его голову, и Делайс не услышал характерного стука затылка об пол. Черные прямые волосы Пелея рассыпались у нее на коленях. Сын архонта наклонился над другом, который морщась, зажимал ладонью глубокую рану.
-- Пелей! Пелей... Держись, мы сейчас перевяжем...
Гоплит не без труда поднял веки и на его простодушном лице зажглась улыбка, от которой у Делайса все перевернулось внутри.
-- Выходит я первый освободился. - прошептал он. - Хоть мне и не за чем... А вы, господин, так хотели на волю. Простите меня.
Его голова упала набок, и на ладони Бреселиды побежала тонкая струйка крови из уголка его еще теплых губ.
Женщина быстро пришла в себя и схватилась за меч. Ее не смущало то, что Македа почти вдвое крупнее. Однако стражницы не допустили схватки. Что такое смерть раба? Пустяк. Об этом даже никто не спросит. А вот если Македа убьет сестру царицы... Одна из охранниц дула в золотой свисток, висевший у нее на шее, пока щеки не лопнули. Прибежавшие со двора всадницы помогли растащить Бреселиду и ее чертыхавшуюся противницу, которой царская сестра уже рассекла бровь.
Делайс все это время держал на руках неподвижное тело Пелея и никак не мог поверить, что и друг его бросил. Ужас одиночества придавил сына архонта каменной плитой. И пока Бреселида не плеснула ему в лицо воды из тазика для мытья рук, он не пошевелился.