К вечеру кречатный терем наполнился пестрым шумом – пересмеивались незнакомые голоса, свистели и канючили соколы, хлопали двери и скрипели половицы. Добрые гости пожаловали к Терентию Федоровичу да не с пустыми руками. Аж из самого Тобольска, из дальних сибирских земель привезли помытчики красавцев-кречетов. И гнездарей и молодиков и яркоглазого челига-дикомыта, гордо восседающего в отдельном куте. Царю-батюшке новых пернатых охотников покажут, как срок придет – а ну как расхворается по приезду или вовсе помрет нежная птица, незачем огорчать государя. А пока честным пирком да за баечки – чай, дорога была непростая и ловитва нескучная. Все сокольники собрались, и Плещеев с Милославским туда же. Васята степенно расспрашивал помытчиков – легка ли была охота, хорошо ли добрались кречеты. А Яшка ужом вертелся и хвастал напропалую.
Гуляли в трапезной, вперемешку тесно усевшись на длинные лавки, вдыхая кислый тяжелый воздух. Хрустели капустой, хрумкали солеными огурцами, срезали мясо с бараньих ребер, въедались в пироги и коврижки. Хлебали квас, смаковали ставленый мед, утирали усы, поддевали друг друга злоехидно, не стыдясь крепких словец. Притулившись в углу, Никитка во все глаза глядел на помытчиков - иссеченных ветрами, помороженных, битых. Кто носил в ухе золотую серьгу, кто отделал шапку соболями, кто щеголял причудливыми расшитыми сапогами. И ножи у них были – загляденье! С костяными резными ручками и булатными узорчатыми лезвиями, острые и тяжелые – хоть на медведя иди.
Среди бородатых загорелых дочерна лиц выделялось одно округлое, нежное, несмотря на морщины – баба как есть синими глазищами зыркает, да смеется, словно монеты сыплет. Известно было, что вдовы помытчиков порой берут дело мужа, доставляют и продают птиц. Но чтобы своей волей на мыть ходить да в безвестную даль – мыслимо ли? Однако баба держалась наравне с мужиками, пила мед кружками, хлопала товарищей по плечам, а в ответ на соленую шутку ввернула такое, что даже Терентий крякнул – ох, языката!
Баба и начала травить байки – оказалось звать ее Анницей, родом из Переславля, и отец и муж ее и братья соколов добывали, вот и она, овдовев, отправилась за Иртыш: - Высмотрела я на скале гнездо, братие! Да высоконько, шиш залезешь. Меня, значитца, голым тылом не напугать, я за вервием метнулась да за крюками. Туда-сюда, скоком-раком, умоталась в прах, прикорнула под сосной на часок, накрылась свиткой, а на голову заячью шапчонку, вишь, натянула. Прикрыла глаза – да и вздернулась оттого, что кто-то мне в морду – хрясь! Покойник Иван Вонифатьич так меня привечали, зелена вина перекушамши. Ну я-то – в ответ хрясь! Руку – хвать! А она – да с когтями. Кречет значитца, шапчонку с живым зайцем перепутал. Так и я ж не лыком шита – цоп за лапы, да и в кут! Да со скалы трех гнездарей сняла. Любо же?
- Любо! Славно! – загомонили помытчики.
- А вот у меня с топтыгиным случай был, - приосанившись начал Терентий Федорович. – Ни за что не поверите! Зелен тогда был, легок на ногу, страха не имал. Случилось мне для батюшки государя лисьи норы разведывать – по молодости-то Алексей Михайлович ох и охочи были до псовой травли. Да отвлекся по сладкому делу – углядел по дороге малинник. Ох и хороши там ягоды были, ох и крупны – с вишню, не меньше. Я не будь дурнем залез в кусты – и давай шуровать! Рот набиваю, сок по губам течет. Слышу – хрустит кто-то чуть поодаль. Ну, думаю, не иначе деревенские девки по ягоду собрались. Ужо напугаю их, а там и слезы утру поцелуями, если какая по сердцу придется. Притаился, присел, выпрыгнул да как заору: бууууу! А медведь на меня: ерррр! И на дыбки, здоровый жирный трехлетка, когтищи с палец. А у меня при себе ни пищали, ни рогатины, один нож, да и тот не для охоты… Медведь кабаном встал, попер, а я в сторону – шаг. И на спину ему – прыг! И за уши ухватился, как делал, когда пацаном на свинье катался. Медведь дал деру, ни кустов, ни валежника не разбирая, я на нем скачу, да знай уши ему кручу, и ору белугой, чтоб не сомлеть от страха! Исхлестало меня всего, исцарапало. И вдруг топтыгин – брык наземь. Гляжу – а он и дышать перестал, видать окочурился с перепугу. А я целехонек, только штаны в реке полоскать пришлось.
- Добро! Любо! – застучали по столу кулаки и кружки, рассмеялись помытчики – им-то байка в новинку была.
Чернокудрый хитрован поднялся с места, шрам причудливо перерезал его лицо, приподняв уголок рта в вечной улыбке: - Я вот, братие, с котом на охоту ходил.