– А если я повешу, но его уничтожит противник? – спросил Сперанский.
Воронцова позволила себе легкую улыбку.
– Не уничтожит, ваше сиятельство. Как только флаг окажется прикреплен и поднят, он станет неуязвим для заклинаний противника. За этим строго следят.
Коля кивнул.
– Благодарю.
Анна Грасс нахмурилась.
– В прошлом году было пять флагов, и требовалось повесить все…
– Правила изменились, ваше благородие. Поэтому советую слушать внимательно.
Байкерша что‑то прошипела себе под нос, но угомонилась.
– Флаги невозможно превратить в артефакты, – добавила кураторша. – Они неуязвимы для зачарования, поэтому рекомендую не тратить на это время. Однако артефакторы могут использовать подручные предметы и одежду для зачарования. Допускаются улучшения боевых, защитных и ментальных навыков, а также улучшения, направленные на усиление заклинаний из разрешенного списка. Также вы можете применять любые заклинания из данного перечня для атаки и защиты. Это ясно, госпожа Грасс?
Анна кивнула.
– Да, благодарю.
Воронцова перевела взгляд на Афанасьева.
– Менталистам запрещено использовать “Сирин” и любые другие заклинания, сулящие риск для разума противника. Наведение иллюзий, отведение глаз и любые формы “Алконоста” разрешены. Иными словами, из соображений безопасности менталисты не могут проникать в глубинные слои сознания и оказывать на них влияние. Есть вопросы?
Григорий Афанасьев покачал головой.
– Нет вопросов, ваше превосходительство.
– Чудно. Далее. Лекарям разрешены любые формы целительного воздействия. Также лекари вправе применять любые боевые и защитные заклинания из списка разрешенных.
Сперанский улыбнулся.
– Вопросов не имею!
– И, наконец, боевые товарищи. Вам разрешены “Косы”, “Жар‑птица” и “Колобки” не мощнее четвертого ранга. Для защиты вы можете использовать “Шлем”, “Берегиню” и “Покров”.
Я удивленно хмыкнул. Значит, “Колобки” все же разрешены… Но ведь Матильда говорила, что их изучали только на третьем курсе…
И это явно удивило не только меня.
– Прошу прощения, – вмешалась Грасс. – Почему “Колобки” вошли в перечень разрешенных? Это недоступное для многих заклинание.
– Распоряжением его высокопревосходительства ректора с этого года “Колобки” внесены в реестр разрешенных боевых заклинаний, – отчеканила канцеляритом Воронцова. – Многие аристократы учат им своих отпрысков еще со школы. В любом случае данный вопрос лучше адресовать не мне.
– Это нечестно…
Я пнул Грасс по ботинку и наклонился к ней.
– Угомонись. Все в порядке. Я умею их делать.
Она резко обернулась, внимательно на меня посмотрела. Затем нехотя кивнула.
– Ладно.
– Также хочу напомнить, что физический контакт запрещен. Никакого рукоприкладства, господа! Только Благодать. Нарушение правил приведет к дисквалификации всей команды. Это ясно?
– Да, ваше превосходительство, – хором отозвались мы.
– В таком случае прошу пройти на поле к полосе старта, – распорядилась Воронцова. – Желаю удачи, господа.
Мы прошли до конца коридора и остановились перед ярко‑красной полосой, отмечавшей границу Полигона. Справа от нас раздавались голоса участников соседней команды – глухие из‑за бетонной перегородки.
Значит, мы узнаем своих противников только когда подадут сигнал. Я оглянулся на Колю. Тот растерял свою жизнерадостность и шептал что‑то прикрыв глаза. Наверняка молился, чтобы не встретиться с братом и сестрой. Или с Ирэн.
– Команды, приготовиться! – зычно прозвучало со стороны поля.
Мгновением позже раздался звук свистка. Первый. Знак выходить на Полигон.
Ну, с богом.
Я оттолкнул Колю влево, чтобы лекарь держался подальше от предполагаемого врага. Грасс попыталась было выйти вперед, но я шикнул на нее:
– Держись поодаль. У тебя еще есть работа.
Она не стала спорить. Поэтому первыми пошли мы с Малышом.
Время словно замедлилось. Каждый шаг давался с невероятным трудом. Я шел, глядя направо, стараясь заметить наших противников.
И, наконец, увидел их.
– Дерьмо, – раздалось у меня за спиной. – Это еще хуже, чем Штофф.
И я понял, о чем говорил наш менталист. Афанасьев был прав. Нам досталась самая сильная команда из нашей категории.
Красавец граф Юрий Горькушин – боевик четвертого ранга. Темновласка княжна Анна Лопухина – целительница, с которой мы столкнулись на Смотре – пятый ранг. Княжна Екатерина Алексеева – боевик четвертого ранга, шла на второе образование и была старше всех нас. Граф Алексей Ермолов – тоже боевик, но пятого ранга. Впрочем, не менее опасен. И вишенка на торте – княжич Федор Муравьев, менталист пятого ранга. Внешне ботаник ботаником, но безобидное впечатление было обманчивым.
Элита. Худший сценарий из возможных.
Сперанский шумно выдохнул, явно от облегчения.
– Рано радуешься, – отозвался я, пристально разглядывая врагов.
– Нам конец, – прошипела Грасс. – Две боевых “четверки”. Не вывезем.
Я сплюнул под ноги.
– Посмотрим.
Прозвучал второй сигнал – знак готовиться.
– Анна, работай. Гриша, держись рядом. Всем поставить защиту. “Шлемы” и “Берегини”. Быстро!
На удивление, ребята меня послушались. Я‑то боялся, что каждый станет тянуть одеяло на себя, и получится как в басне про лебедя, рака и щуку. Но почему‑то даже Грасс решила не выделываться.
– Гриш, держись ближе к Анне и Коле, – попросил я. – Им нужна дополнительная защита.
– Так и собирался.
– Отлично, – я хлопнул по плечу Рахманинова. Пришлось подпрыгнуть. – Витя, расчехляй “Косы”.
За пару секунд я поставил надежный “Шлем” – по моим прикидкам, он должен был сдержать любое воздействие шестого ранга. Насчет пятого – нужно было следить, могло что‑то и пройти. Мое тело охватило сияние “Берегини” – на этот раз я не выпендривался и огорошил противника проявлением родовой силы. Издалека бледное сияние родового источника можно было ошибочно принять за слабый ранг, и мне это было на руку.
– Это чего у тебя такое? – удивился Малыш, ткнув в меня пальцем. – Белое…
– Потом расскажу. Правил это не нарушает.
Противники тоже подготовились и повесили защиты. Сердце стучало у меня в ушах, и каждый удар отдавался словно грохот. Дыхание стало тяжелым. Крови прилила к ногам, а руки зудели от сконцентрировавшейся на пальцах силы.
Третий свист резанул по ушам, и мы сорвались с места.
Первую треть пути мы просто пробежали, но затем начались препятствия. Не сразу я заметил, что дорогу обеим командам преграждал широкий ров. Глубину не прикинуть, а деревянный мост был шириной всего метр и явно сколочен наспех.
Первыми добрались конкуренты. Красавец Горькушин взлетел на мост и протянул руку Лопухиной, чтобы помочь ей взобраться.
– Все жечь мост! – ментально рявкнул я. Да так, что мои сопартийцы повздрагивали. – “Жар‑птицы” в мост, быстро!
Дважды просить не пришлось. Сопровождая заклинания воинственными кличами, ребята принялись метать “Жар‑птицы”. Наша артефакторша отвлеклась от настройки булавок и тоже сотворила огненный всполох. Горькушин не сразу понял, что именно мы собирались сделать, и выставил барьер, чтобы защитить людей от обстрела. Но огоньки полетели в опоры моста.
– Черт! – взвизгнула Лопухина.
Но было поздно.
Я зачерпнула побольше силы, створил “Колобка” и метнул его ровнехонько в опору. Та треснула, мост начал заваливаться, и вскоре половина команды врага оказалась в воде.
“Бегом, вброд!” – раздался у меня в голове голос Афанасьева.
Пока враги барахтались и пытались переплыть, мы залезли в воду – с той стороны, где не было обломков моста. Рахманинов пер как баржа. Невысокая Грасс провалилась по грудь и с отборной руганью плыла вперед. Я оттолкнулся от вязкого дна перераспределил в “Берегине” силу на скорость и добрался до противоположного берега.