Той ночью, возвращаясь в своё жилище, Мануэль увидел, что дом полон напуганных мужчин и женщин. Все они, как и сам Мануэль, были Cristianos Nuevos — Новые христиане, или как издевательски называли их Старые христиане, марраны, что означало «свиньи». В основном это были евреи, бежавшие из Испании, или их потомки. Всех их заставили перейти в христианство, и теперь они исповедали католическую веру. Но для Старых христиан они оставались грязными иностранцами, которые явились сюда чтобы отнять у них работу, дома и женщин. Сколько бы Новые христиане не клялись, что теперь они добрые католики — неважно, в глазах Старых христиан они всё равно оставались теми же, кем были всегда — убийцами христиан.
Мануэль протиснулся через дверной проём. В комнате о чём-то разглагольствовал лекарь Хорхе, окружённый кучей людей, которые переговаривались почти так же громко, как толпа снаружи, у церкви.
Хорхе поднял вверх руки, призывая народ умолкнуть, и повысил голос, чтобы все слышали.
— Нет причины для страха. Сам Папа издал указ, объявляющий Новых христиан свободными, и отменил все выдвинутые против нас обвинения. Он запретил Инквизиции выступать против тех из нас, кто был обращён насильно или против детей обращённых.
— Но лишь на три года, — белая борода Бенито трепетала от его неровного дыхания. — Теперь эти три года закончились. Через это всё я уже проходил в Испании, и поверьте, не стоит доверять обещаниям королей или пап. Здесь случится то же, что было там. Наших людей сгонят вместе и убьют одного за другим, пока в живых не останутся лишь новорожденные младенцы. — Он обвёл комнату костлявой рукой. — Или вы все ослепли? Разве не видите — они обвинят нас за эти воззвания на церквах. Кого им еще обвинять? Кто у них всегда виноват? Скоро каждый католик в Португалии станет кричать, требуя нашей крови. И король получит любую поддержку, чтобы спустить псов Инквизиции. Он только ищет повода очистить от нас Португалию. Кто знает, может эти записки развесил на дверях церквей сам король Жоао, чтобы восстановить народ против нас.
В это момент пара мужчин вскочили на ноги, крича старику, чтобы замолчал. Разве мало им уже существующей опасности? А он ещё добавляет новую, обвинив короля в клевете. Люди с опаской поглядывали на ставни. Они плотно заперты, но ведь никогда не знаешь, кто тебя слушает с улицы.
— Ладно, ладно, — Хорхе жестом приказал всем сесть. — Бенито прав. Кто-то хочет нас обвинить. Поэтому нам надо не допустить обвинений. Слушайте, — он понизил голос до шёпота. — Сегодня ночью…
Но Мануэль не стал дожидаться, пока услышит, что станут делать ночью. Он вырос в этом сообществе, и знал, что старики будут спорить про это «ночью» до самого рассвета. Ему хотелось только уснуть. Рассвет придёт совсем скоро, и, если повезёт, народ в Лиссабоне отыщет новый скандал на который можно отвлечься.
Но следующим утром на двери собора появилось новое воззвание. На этот раз, быстро собравшаяся вокруг толпа прочла:
— Я, написавший это, заявляю, что я не испанец и не португалец. Я англичанин, и даже если будет назначена награда в 20 000 золотых эскудо, моё имя никогда никому не узнать.
Толпа прочла, но не поверила ни единому слову.
Две ночи спустя Мануэль внезапно проснулся от бьющего в лицо света фонаря. Он понял, что сейчас середина ночи, и его окатило волной холодного страха. Щурясь от внезапного света, он смутно разглядел четыре нависших над ним фигуры, укутанные в плащи с капюшонами. Он слышал дыхание, похожее на шипение змей. Мануэль попытался выбраться из кровати, но запутался в простынях, споткнулся и упал к ногам одного из незнакомцев в чёрных одеждах.
Лицо скрывал остроконечный чёрный капюшон, сквозь прорези в свете лампы зло поблёскивали глаза, как у кобры, готовой к броску.
— Мануэль да Коста, по приказу Великого инквизитора мы сопроводим тебя на допрос.
Мануэля охватил дикий ужас, едва не заставив опорожнить кишечник.
— Нет, нет, прошу вас, вы взяли не того. Это ошибка. О чём вы хотите меня спросить? Я ничего не знаю… клянусь всеми святыми, клянусь… Я… я добрый католик. Я каждую неделю хожу в церковь. Я никогда не пропускаю мессу, никогда не пропускаю исповедь, спросите любого.
— Добрый католик не богохульствует против Пресвятой Девы, — человек в капюшоне предупреждающе поднял руку, видя, что Мануэль собирается запротестовать. — У нас есть дюжина свидетелей, которые подтвердят, что слышали, как ты насмехался над Девой и отрицал, что Её Сын — настоящий Мессия.
Они стащили Мануэля по лестнице — им пришлось, поскольку ноги у него подгибались, и он не мог даже устоять, не то что идти. Они шли по улице мимо закрытых дверей, не издавая больше ни звука, в молчании, тяжёлом, как каменная крышка гробницы. Все фонари погашены. Все ставни закрыты. Все двери наглухо заперты.