— В такой дождь это бессмысленно. Мы с таким же успехом можем остаться здесь до рассвета. Тогда я смогу найти путь и вытащить вас. По крайней мере, здесь, внизу, мы укрыты от ветра.
Он подхватил меня на руки, я к тому времени совсем ослабела и не сопротивлялась. Каждый шаг Витора отдавался в колене такими уколами боли, что белый свет взрывался перед моими глазами. Я позволила ему отнести меня назад, к крутому краю оврага. Там он осторожно усадил меня возле стены и укутал своим плащом, который, правда, уже совсем вымок. Витор засыпал кучей сырых листьев мои ноги, чтобы укрыть от холода, а потом опустился на землю рядом со мной.
Нас заливало дождём. Я понимала, что должна предложить завернуться в плащ вместе, но не вынесла бы его новых прикосновений — мне было слишком больно, и кроме того, я ему по-прежнему не доверяла.
— Неразумно было уходить так далеко от дома и берега, — сказал он.
Я не могла в темноте видеть выражение его лица, но в голосе слышался упрёк. Он обвинял меня за то, что мы оба здесь оказались. Да как он посмел?
— Никто не просил вас идти за мной. Я сама нашла бы дорогу обратно. Я бы не потерялась, если бы не испугалась крика.
— Крик? Какой крик?
— Вы должны были слышать. Однако вы не ответили на мой вопрос. Как вы меня нашли?
— Услышал, как что-то ломится через кусты, и пошёл на звук.
— Не слишком разумно, вам не кажется? Это мог оказаться дикий кабан.
Он фыркнул.
— Я всё-таки могу различить, две ноги бегут или четыре.
Я по-прежнему крепко сжимала ветку, и теперь приподняла её на пару дюймов.
— А как именно вы собирались использовать вот это?
Ответ последовал немедленно.
— Дрова. Что же ещё мне делать с сухой веткой?
Это было понятно. Он и сказал всем в доме, что намерен искать дрова. Почему же я усомнилась в его намерениях? Но я никак не могла забыть, как он стоял надо мной.
— Но когда вы спустились в овраг, вы занесли эту ветку так, будто собирались…
Я не закончила фразу. Страшно было произносить это вслух, как будто произнесённые слова могли стать реальностью.
— Как будто я защищался? — закончил он. — Ну да, так и есть. Было темно. Я видел, как что-то шевелится на дне оврага. И я не мог знать наверняка, что это вы. Это могло оказаться какое-нибудь дикое животное.
Но я ему не поверила. Он держал занесённую над моей головой ветку достаточно долго, и мог понять, что это я. Кроме того, только идиот полезет в яму, если и в самом деле думает, что там попал в ловушку какой-нибудь хищник, а у меня было ощущение, что Витор совсем не дурак.
Больше той ночью мы почти не разговаривали. Он, казалось, погрузился в свои мысли, а меня поглотила боль. Я укрылась мокрым плащом, и когда покрепче запахивала его на груди, пальцы нашарили что-то твёрдое, запутавшееся в моей вязаной шали.
Я схватила маленький предмет. Даже не глядя, я знала, что это — белая косточка, палец с железным кольцом. Поверху на кольце был плоский диск, и я ощущала на нём стёртые линии каких-то букв или знака, выгравированные как на печати.
Я чувствовала себя воровкой. Нельзя было его брать. Красть у мёртвых, пожалуй, хуже, чем у живых. Надо было положить кость обратно, вернуть в могилу и снова зарыть. Но даже если я и могла бы снова найти то место, мне туда не дойти. Меньше всего мне хотелось её хранить, но я не могла просто выбросить кость как мусор. То, что я держала в руке, было частью человеческого существа, личности, которая когда-то жила и была любима. Выбросить кость было бы кощунством.
В памяти вдруг всплыла картинка — девушка на аутодафе, рыдающая, опуская в костёр ящик с костями, то, как она не хотела разжимать рук, и её били, пока не заставили отойти. Я дрожала не только от ледяного дождя и холода.
Дотянувшись до маленькой кожаной сумки на поясе, я сунула внутрь косточку и кольцо. Я понятия не имела, что с ними дальше делать, может похоронить на первом встреченном кладбище, или оставить в склепе под церковью, где они будут в безопасности.
Мы всю ночь лежали в овраге, выл ветер и хлестал дождь, ветки деревьев бились и трещали над головой. В моей жизни не было такой долгой и тёмной ночи. К утру боль и холод чуть стихли, и я с трудом смогла двигаться. Челюсть свело, так сильно я стискивала зубы. Когда Витор поднял меня на руки, я даже не смогла открыть рот и поблагодарить. Я смутно сознавала, что дождь перестал, а солнце уже поднялось над деревьями.
Витор перенёс меня в дальний конец оврага и сумел поднять выше, так что я смогла ухватиться покрепче за торчащие корни старого дуба, хотя мои пальцы закоченели, и я едва их чувствовала. Но всё же ему удалось перетащить меня через край, и я повалилась на мокрую землю. У меня не осталось сил даже сесть.