Он нежно обнял жену:
- Знаю. Я негодяй, что все время оставляю тебя одну, но я ведь не виноват, что женщинам запрещено бывать в мужской компании. Как раз сегодня у Критона говорили о том, как это несправедливо по отношению к нашим женам, что мы запираем их дома, словно кур в курятнике, и именно сегодня я подумал - надо подать проект закона, чтобы девушки получали образование наравне с юношами и ходили бы слушать философов. Только образование улучшит положение женщин. Они станут подругами своим мужьям, и тогда не одни гетеры будут хоть мало-мальски образованны, будут владеть, например, искусством декламации, танца, пения и музыки... Это будет переворот в обществе, дорогая!
Ксантиппа вырвалась из его рук и завела свое:
- Что ты болтаешь? Хочешь меня еще пуще разозлить? Это как же - чтоб я оставила наш виноградник в Гуди, пускай гниет на корню, пускай в доме беспорядок, коза пускай подыхает - не будет ни капли молока! - а я чтоб пошла учиться, в то время как ты будешь таскаться по городу?!
Она вдруг осеклась, принюхалась к его хитону.
- Благовония! Ты был у гетеры! - Голос ее дрогнул. - О, бессовестный! Так вот они, твои премудрости! Лжешь, что с приятелями беседовал, а сам всю ночь с гетерой вожжался!
Слова ее рвались сквозь всхлипывания, пальцы так и вцепились в плечи Сократа.
- Был я, Иппа, у гетеры. Мы были у Феодаты. Но я не вожжался с ней. Ел, пил, разговаривал. Феодата - высокообразованная женщина. А ты - самая прекрасная и славная из афинянок! Я рассказал Феодате, как люблю тебя.
Он закрыл поцелуем рот Ксантиппы, уже открывшийся было для отповеди, и нежно повел ее в дом.
Ушли...
Мом, сердитый на Артемиду за то, что девчонка все время оставляет его одного, а сама носится где-то по Аркадии, с интересом слушал супружеский диалог.
Старый ворчун полюбил Сократа с самого его рождения, но казалось ему еще больше привязался он к его женушке. Хотя бы за то, как ловко она бегает по двору - черные волосы развеваются, глаза - живое пламя... К тому же Ксантиппа не забывает почтить его букетиком цветов. А что у нее язычок ловко подвешен? Да это лучше, чем если б была она божьей овечкой...
16
Трое сидят под платаном: Сократ, Алкивиад, Критий. Четвертого не видно.
- Спите, дремлите, похрапывайте, дрыхните как убитые - вот что советует нам Никий! Но кто же поднимет Афины к былому могуществу? Спящие? - говорил Алкивиад.
- А Никий и не видит, что их надо поднимать. Зато это видит афинский народ, мореходы, ремесленники, торговцы, - отозвался Сократ. - Я слушаю твои выступления в экклесии и слышу, как принимает народ твои речи. Люди верят в твою рачительность и талант полководца. Потому и любят тебя, Алкивиад.
- А какая тебе от этого выгода - нетрудно угадать, - вставил Критий.
Алкивиад замахал руками, словно отгоняя осу:
- Нет, нет! Пока меня не проводят с собрания первым человеком в Афинах - и слышать об этом не хочу!
Крития непрестанно гложет зависть: я ведь тоже племянник Перикла, тоже ученик Сократа, и способности мои не меньше - я поэт, и все же ползаю по земле, в то время как Алкивиад взлетает орлом!
И он процедил ядовито:
- По-моему, Алкивиад, тебя любят больше за красоту, которую ты еще подчеркиваешь крайностями чужеземной моды.
- Ах, милый Критий, - возразил Алкивиад, - очутись ты в моей шкуре, знал бы: когда женщины и мужчины любят тебя за внешность - это тягостно, а часто даже противно!
- Но ты и с теми, в чьей любви не нуждаешься, разговариваешь сладко...
- Верно, - кивнул Алкивиад. - Не умею я вызвать к себе неприязнь, быть с людьми кусачим и язвительным. Но уж если кто меня взбесит - могу так отдубасить, что тот своих не узнает; зато на другое утро - я уже у него, готов донага раздеться и просить, чтоб он меня отхлестал кнутом в отместку...
Сократ молчал. Обмакнув палец в вино, рисовал на столе Эрота с луком и стрелами. Заметил на висках Алкивиада набрякшие жилы. Какой человек, мой милый Алкивиад! Хищный зверь - и вместе кроткий ягненок...
- Я не умею стать неприятным даже собственной жене. Любит она меня. Говорит - до безумия...
- То-то сбежала от тебя к своему брату, - злобно заметил Критий.
- Ах да, - вздохнул Алкивиад. - Хочет довести меня до того, чтоб я не смотрел на других женщин и сходил бы с ума от любви к ней одной, как она сходит с ума по мне... - Он повернулся к Сократу. - Скажи сам, дорогой, разумно ли, что Гиппарета хочет запретить мне ходить к Феодате и другим гетерам? А почему мы, мужчины, посещаем гетер? Потому что находим у них то, чего нет у нас дома...
И он стал развивать мысль: жена должна быть не просто самкой, но и другом мужа, с которым тот мог бы говорить обо всем, как с мужчинами.
- У гетер нередко можно рассуждать о разных вещах даже лучше, чем на пирушках, на которых хозяин усердно потчует тебя жарким, паштетами, вином, а то и живым мясцом... Начинается шумное веселье, шутки, приходят фокусники и тогда всякое разумное слово воспринимается как очередной фокус. Меж тем как у гетер...
- Остановись, Алкивиад, - сказал Сократ. - Что хочешь ты скрыть под этой речью?
- Я отстаиваю свое право на выбор! А моя ревнивая Гиппарета воображает, будто по причине безумной любви ко мне вправе стать моим тюремщиком...
- Алкивиад говорит о безумии! - усмехнулся Критий. - Но лишь в отношении других...
Сократ спросил:
- В чем, Алкивиад, видишь ты безумие любви Гиппареты?
Алкивиад как-то сник, на лице его появилось страдальческое выражение:
- Она и впрямь обезумела. Подала архонту требование о разводе. Сегодня я должен предстать перед судом.
- И ты спокойно сидишь тут с нами вместо того, чтоб идти на суд и защищаться?! - изумился Сократ.
- Я защищаюсь здесь, перед тобой, Сократ. Мне очень важно, чтоб ты знал, как я с ней мучаюсь.
- Мучаешься?
- Да, Сократ. Разве не безумие, что она судом хочет принудить меня, как собачонку, лежать у ее ног и каждый день клясться в страстной любви? Но этого она на суде не заявит. Будет без конца доказывать, какой я дурной, прикрывая этими словами угрозу и давление на меня. Насилие! Скажи, Сократ, сколько раз предостерегал ты нас от насилия в делах любви?
Но Сократ осведомился:
- А ты - не любишь жену?
В калитке показался запыхавшийся судебный служитель и передал Алкивиаду повеление судьи: немедленно явиться в зал суда.;