- Я принадлежу тем, кто нуждается в моей помощи, славный мой господин.
Они вместе вышли за ворота.
- Чем же можешь ты кому-либо помочь?
- Я - Анофелес, господин.
- Ах так! Значит, и я тебя знаю.
- И тебе, благородный Критий, возможно, когда-нибудь понадобится моя помощь.
Критий внимательно посмотрел на него.
- Тогда, - продолжал Анофелес, - позови меня, благородный господин, и узнаешь, чей я.
Критий бросил ему золотой дарик. Анофелес поймал его на лету и опустил в суму - золото звякнуло о золото. Критий усмехнулся этому звуку.
18
Двое из толпы рабов, поджидавших хозяев, зажгли факелы от костра, горевшего за воротами, и подошли к Критию.
- Ступайте домой. Я пойду один, - сказал тот.
- Без света? - послышался от ворот голос Анофелеса.
Критий засмеялся:
- А чего мне бояться?
Он двинулся во тьму. На перекрестке быстро свернул к дему Кидатеней. Месяц менялся так же, как настроение Крития: то мерк, заслоненный облаком, то снова начинал светить вовсю. Но Критий уже не колебался: он принял решение.
Он подошел к маленькой дверце - черному входу в ограде одной из вилл. Тихо постучал. Дверца мгновенно открылась, на пороге встал старик раб.
- Там еще сидят? - Критий показал на дом.
- Кто ты, господин?
Критий взял светильник из рук раба, посветил себе на лицо.
- О да, господин! - воскликнул раб. - Я тебя знаю. Ты ходишь к нам, правда с другого входа. Доложу о тебе.
Старик побежал к дому, шурша по траве босыми ногами.
В небольшой комнате, освещенной только двумя светильниками, царил полумрак. Вдоль стен стояли ложа, перед каждым - столик с солеными и сладкими закусками, с амфорами вина и чашами. Здесь гостей не обслуживали рабы и рабыни. Странный пир... Гости сами себе наливают. Гости хотят быть одни. Им не нужен яркий свет. Здесь ничего не записывают: все нужно запоминать. За дверью сторожит любимый вольноотпущенник хозяина дома. Он надежен. Он глух.
Старый раб вбежал, пробрался к ложу на переднем месте - там возлегал хозяин дома, Писандр, афинский демагог. Раб известил его, что у калитки ждет Критий.
- Наконец-то! - засмеялся Писандр.
Гости подхватили радостное восклицание.
- Почему именно сегодня? - заметил Антифонт.
- Вероятно, это и должно было случиться именно после пира у Алкивиада, - отозвался Ферамен.
- Введи гостя, - велел рабу Писандр.
Критий был встречен дружескими возгласами. Олигархи, один за другим, обнимали и целовали его.
Писандр уложил новоприбывшего напротив себя. Улыбнулся:
- Какой дорогой гость! Ты - и у меня... у нас, - поправился он. - И в такой день! Что ты принес нам, милый Критий?
Тот с волнением ответил:
- Ничего, кроме самого себя!
Ликующие голоса:
- Разве этого мало?!
- Какой подарок для нашего дела!
- Не скромничай, Критий!
Но Критий лицом и голосом изобразил скромность - научился у софистов:
- Я пришел потому, что хочу быть с вами.
Когда взрыв восторга утих, Антифонт сказал:
- Хорошо ли ты обдумал? Ведь ты переходишь к нам в тот момент, когда твой кровный родственник, избранный стратегом, начнет укреплять демократию в Афинах!
- Да, - подхватил Писандр. - Уж он-то рьяно примется за дело, этот Сократов выкормыш. Теперь нам долго ждать благоприятного случая...
Критий скривил губы в усмешке:
- Я тоже Сократов выкормыш. И именно для того явился к вам, чтоб нам не пришлось долго ждать.
- Не понимаю, что ты имеешь в виду? - удивился Ферамен. Критий сурово произнес:
- Желаю принести клятву!
- Помилуй Зевс, да мы верим тебе, как брату, - с одушевлением вскричал Писандр. - Однако действительно - каждый в нашей гетерии обязан поклясться в том, что он сделает все для свержения демократии. Твою присягу, Критий, должно принять в торжественной обстановке. Через неделю. А теперь говори свободно.
И Критий заговорил:
- Как я уже упомянул, я тоже ученик Сократа. Но Алкивиад перенял от него не самое ценное. Я взял у Сократа больше: софросине, искусство не быть опрометчивым.
- Алкивиад - прославленный муж, и он опасен для нашего дела, как никто до сих пор. - Писандр сделал ударение на слове "никто".
Критий усмехнулся:
- Алкивиад опаснее всего для самого себя. Знаю я моего знаменитого двоюродного братца. У него есть все, что нужно для счастья и что может привести к желанной славе, но, - тут он громко рассмеялся, - но, дорогие друзья, боги одарили в его лице не человека, а хищника! У людей же - так уж оно повелось - рождается естественное желание уничтожить хищника.
Ферамен кивнул:
- Алкивиад не живет - он мчится по жизни. Куда - вот вопрос.
Критий посмотрел в лицо Писандра, слабо освещенное тусклым огоньком лампы.
- "Любезно богам - вы слышите, Музы? - давать человеку пути направленье..."
Писандр захлопал в ладоши:
- Я аплодирую не только поэту, но и самой мысли! Вмешаться в великие планы, остановить поход, возникший в воображении мегаломана...
- Ты тоже поэт, Писандр, - подобострастно молвил софист Антифонт. - Я всего лишь обыкновенный судебный ритор, выступающий по делам об убийствах, но осмелюсь пройти дальше по твоему следу, благородный Писандр. Остановить поход - но прежде чем брызнет первая капля крови.
Писандр перевел взгляд с Антифонта на Крития.
- Так встретим же с радостью Крития, который принес нам не только себя, но и Сократову софросине. Знать цену времени и цену тому, как развиваются события, - вот главный вывод для каждого из нас; а потом - направлять, с чувством меры, терпеливо, но и неутомимо готовить час, когда с чистого неба грянет гром...
- Отлично, славный Писандр! - вскричал Антифонт. - За это стоит совершить возлияние Гермесу, богу хитрецов!
Чаши подняты. Рисунки на золотых сосудах словно шифр, сложный, как заговор олигархов.
- О чем говорил на пиру Алкивиад? - спросил Крития Писандр.
- Ни о чем особенном. О любви к Афинам. Заговорили о практическом воплощении этой Алкивиадовой любви.
- Радикальный демократ, он захочет вернуть Афинам прежнее могущество и славу, - сказал Ферамен.
- Сравняться с Периклом? - бросил Антифонт.
- О нет, превзойти Перикла! - воскликнул Критий. - Распространить демократию на всю Элладу, Афины же сделать ее главой.
- Ну нет! Это пустые мечты мегаломана...