3. Диалектика Сократа
Термин "диалектика" происходит от слова dialegomai и означает "разговариваю", "беседую", "обсуждаю". Хотя греческие философы вкладывали разное содержание в слово "диалектика", или "диалектическое искусство", тем не менее оно мыслилось в единстве с диалогом и большей частью означало искусство ведения диалога, искусство спора и аргументации. Аристотель называет Зенона Элейского первым, кто "изобрел диалектику". И действительно, Зенон (ок. 490-430 гг. до н. э.) разработал метод опровержения противника путем выявления противоречий в его суждениях. Опровержение противоположного тезиса служило косвенным доказательством защищаемого тезиса. Оригинальность этого метода состояла в том, что условно приняв тезис, подлежащий опровержению, Зенон выводил из него два взаимоисключающих следствия, делая тем самым этот тезис внутренне противоречивым, логически несостоятельным и теоретически неразрешимым. Зеноновский метод, впоследствии названный "приведением к нелепости" (reductio ad absurdum), был использован софистами и Сократом, но уже; в диалоге, в вопросно-ответном ведении полемики, в словесной диалектике (к чему, надо полагать, Зенон не прибегал).
У софистов "диалектика" стала искусством спора (эристикой), риторическим искусством убеждать, техникой словесной эквилибристики, средством доказательства субъективного характера человеческих знаний, понятий и представлений, не исключая и нравственно-этических.
Показательными в этом отношении являются так называемые "Двоякие речи" (Dissoi logoi) – сочинение, написанное в конце V в. до н. э. неизвестным софистом, судя по всему, находившимся под влиянием Протагора. В этом сочинении рассматриваются аргументы, которые могут быть выдвинуты "за" и "против" того или иного тезиса. Так, к примеру, о добре и зле возможны два противоположных суждения: добро и зло – одно и то же; добро и зло – не одно и то же. Приведя эти два суждения, анонимный софист стремится обосновать первое из них как менее правдоподобное. Как и следовало ожидать, аргументация софиста строится на показе относительного характера понятий "добро" и "зло".
Еда и питье, замечает анонимный автор, "для больного могут быть злом, а для здорового же и нуждающегося в них – благом", "болезнь есть зло для больных, для врачей же благо… И победа, которую эллины одержали над персами, для эллинов благо, для варваров же зло" и т. д. (см. 90, В1, 1-15 ДК). На возражение собеседника, что в "таком случае следует считать, что великий царь находится в том же положении, что и нищие" – да и вообще во всех других случаях мы должны будем приравнивать решительно все противоположности (большое и малое, великое и ничтожное, прекрасное и безобразное и т. д.), – автор "Двояких речей" отвечает, что его целью является показ не того, что "добро и зло – не одно и то же" (это и так ясно), а того, что каждое из них (противоположностей) является "и хорошим и плохим" (там же).
Нетрудно заметить, что защита менее правдоподобного суждения (в нашем примере "добро и зло" – "одно и то же") основана на подмене одного отношения другим, на том, что со времени Аристотеля получило в логике название "подмены тезиса". Ведь из того, что добро в одном отношении может быть злом в другом отношении, еще не следует, что "добро и зло – одно и то же" в одном и том же отношении и в одно и то же время. Использование приема "подмены тезиса" позволяло софистам выдавать белое за черное и наоборот.
Цель эристики – показать возможность принять оба противоположных тезиса (например, "добро и зло – одно и то же"; "добро и зло – не одно и то же") как одинаково истинные, а не опровергать данный тезис путем выведения из него противоречащих суждений и сведения его к абсурду, как это делал Зенон Элейский. При этом "диалектическое искусство" софистов становится искусством убеждать, искусством аргументации, направленным лишь на победу в споре, и не на что иное. Вот почему Платон, резко осуждая равнодушие софистов к истине, противопоставляет диалектический метод Сократа эристическому методу софистов, несмотря на то, что оба эти метода, основанные на вопросно-ответной форме ведения диалога, иногда совпадали, например, в тех случаях, когда Сократ (отчасти под влиянием эристики софистов) искал противоречия в суждениях собеседников. Однако эти моменты сходства носили внешний характер. По существу же у Платона было достаточно оснований для разграничения метода Сократа и метода софистов.