Марк терпеть не мог людей, каждый раз, находясь среди них, он понимал это. Они раздражали его своим суетливым образом жизни, тем, что, попав в сети обыденности, не стремились из них выбраться, ему было противно все то, чем они пытались заполнить пустоту своего существования: алчность, жестокость и фальшь, глупые разговоры, попойки, драки, измены. Правда, он знал некоторых, достойных, но они, скорее, были исключением. Са понравился ему, он был другим, говорил на другом языке, вел себя иначе. Его следовало узнать поближе. Он, Са, мог рассказать нечто неизвестное о самом Марке.
Мила уложила сына спать, но сама не могла уснуть. Она все думала о том, осуществится ли ее замысел. Она возлагала все свои надежды на Марка, только он мог им помочь. Он безупречно подходил ей: порядочный, честный, надежный и с мальчиком они сразу понравились друг другу. Все будет хорошо, Мила гладила Са по непослушным вихрам, отгоняя ночные кошмары. Потом поцеловала в макушку и закрыла глаза. Все будет хорошо.
Субботний день прошел замечательно: они провели его на берегу, Марк с мальчиком бултыхались в воде, валялись на песке, строили крепость из песка, пускали корабли. Никогда еще ее сыну не было так хорошо. Мила улыбалась. Она варила похлебку из мидий и запекала на углях рыбу. Единственная суббота за последнее время, которая имела особый смысл. Она сделает все, чтобы уже никогда не возвращаться в город. После обеда Мила уложила сына спать, а они с Марком устроились на крыльце. Марк рассказывал ей забавные матросские байки, а Мила — истории про странное семейство Нестора, в котором она жила. Когда стало вечереть и разговор начал угасать, Мила прислушалась к звукам в доме и, убедившись, что Са по-прежнему спит, придвинулась ближе к Марку.
— Мне нужно сказать тебе что-то очень важное. Важное для нас всех.
Марк вздрогнул. Яркие сияющие глаза девушки были совсем рядом. Она взяла его за руку.
Марк ушел в море. Или он снова в своей неимоверной меланхолии или на что-то набрел. Но второе сомнительно. Марго сидела у окна и глядела на город. Марк ушел в море. Марк в море. Море в Марке. Она тосковала. И впервые ей было приятно от этой тоски, приятно там, внутри. Сердце представилось вдруг ларцом с тайным сокровищем. «Наверное, это любовь», — улыбнулась Марго. И произнесла его, это новое, непонятное слово вслух, чтобы понять, какого оно цвета, чем пахнет, каково на вкус и на вес. «Лю-бо-фь», — «лю» — было похоже на легкий звон колокольчика, может быть, так в безлюдном лесу звенят ландыши, «бо» напоминало всплеск волны, сильной, страстной, «фь» парило почти беззвучно, где-то в небесах, свободной птахой. Марго понравилось это слово. Оно плавно вплелось в сумерки, вылетело за окно и поплыло над городом, пропуская сквозь себя свет луны и звезд.
У Рамона был золотой зуб и когда он улыбался, казалось, что его рот подмигивает.
— Как дела, Марго? Не знаешь, случайно, где Марк?
— Не знаю, — Марго еще приветливо улыбалась, хотя она и не любила Рамона, но он ведь всегда к ней хорошо относился. Рамон взял ее за руку.
— А мне кажется, ты знаешь! Не нужно обманывать меня, Марго! — Он сжал ей запястье. Он не улыбался, но рот его продолжал подмигивать при каждом новом слове.
— Рамон, отпусти, я правда не знаю.
— Марго, я не верю. Знаешь, что бывает с нехорошими девочками, которые врут, знаешь? — Рамон вытащил из куртки нож.
— Или ты мне скажешь, где Марк — а ведь ты знаешь, где Марк, потому что в этом городе у него никого нет, кроме тебя, а ты без него жить не можешь. Так вот, или ты, — Рамон направил в ее сторону острие, — скажешь мне, или я, — лезвие встало вертикально, — разрежу тебя на куски и ты будешь похожа на сеть. Слышала? Слышала меня? — прошипел он.
Марго слышала стук сердца у себя в голове вперемежку со словами Рамона. Она закусила губу.
— Хорошо, я скажу тебе, только успокойся и не делай мне больно. Не пугай меня, ты же добрый, ты добрый.
Марго собралась с силами, вырвалась и побежала, побежала, чувствуя смерть у себя за спиной, чувствуя, что золотой зуб готов впиться ей в спину. «Мама, мамочка, мама!»