- Дана придумала его на ходу, в отчаянии, почуяв: я слишком близко подобрался к истине. Смею надеяться, если бы она уцелела, то в итоге созналась бы во всем...
Дана плакала рядом со мною в постели не потому, что изменила Модесто, а потому, что поняла: мы не сможем оставаться близкими людьми после свершенного ею. Та ночь была первой и последней.
Этого я Маку, естественно, излагать не стал...
Глава 30
- Прямо по курсу дымный столб! - раздался в наушниках отрывистый голос пилота. - Похоже, корабль выбросился на берег и загорелся!
Берег уходил в глубь острова пологой песчаной дугой, образуя бухту. Древний десантный транспорт вылетел брюхом прямо на пляж, предварительно бросив за кормою особый якорь, верп, оснащенный мощной лебедкой, чтобы сняться с отмели в нужную минуту. Чрезвычайно остроумными приспособлениями снабжались эти военные LCT. И строились крепко.
Но этот корабль погиб и держаться на плаву не смог бы уже никогда.
Правительственные самолеты обнаружили LCT, спикировали, расстреляли ракетами "воздух-земля", искорежили и подожгли. Приключилось это несколько часов назад, вскоре после рассвета, ибо я не замечал огненных языков: лишь густые, черные клубы дыма.
Тяжкие сходни, "аппарель" предназначавшиеся инженерами для выкатывающихся танков, были опущены. Пожалуй, бультмановский шкипер исхитрился выгрузить бронированные машины до налета истребителей... Вполне вероятно. Непонятным было иное: отчего корабль до такой степени уклонился от места, где шел в наступление основной десант?
Вертолет описал над LCT широкий круг, и я внезапно увидел: никаких танков на судне вообще не было. Грузовой отсек переполняли хитросплетения почернелой, перепутанной, изодранной проволоки, отдаленно смахивавшей на сложенные стопками секции сетчатого забора.
Непонятно.
- Высадите-ка меня поблизости, - попросил я.
- Этого я и боялся! - простонал пилот.
- Помилуйте, пляж ровен, словно стол биллиардный!
- Конечно. Конечно... И вы решили изобразить шар? Только не забывайте: правительственные олухи крутятся неподалеку и вполне способны двинуть вас кием пятидесятого калибра. Или ракетой - ума достанет.
Помолчав немного, летчик покосился на дымящийся корабль и грустно обронил:
- Бедняга... На старости лет погиб в бою. Он, должно быть, Нормандию помнил...
Что ж, одни любят и жалеют старых собак; другие испытывают похожие чувства к старым судам.
Вертолет плавно опустился на песок. Полагалось бы ему зависнуть, а мне спрыгнуть, но я по-прежнему передвигался с большим трудом и тяжко охал при каждом неловком движении. Летчик пожалел пассажира и совершил посадку.
- Оставайтесь в кабине и глядите в оба, - сказал я. - Нам предоставлен статус наблюдателей, но особо рассчитывать на это не следует. Еcли начнутся осложнения - давайте полные обороты и спасайте машину. Да и себя заодно.
- А вы?
- Коль скоро я погибну - мертвому телу безразлично, где оставаться. Коль уцелею - кинусь в кусты. А ваша задача - птичку выручать.
- Понятно.
Все же пилот прошагал со мною бок о бок несколько ярдов по гладкому, плотному, добела прокаленному тропическим солнцем песку.
- Эй! Да это клетки... - сказал он внезапно. - Все разбиты, покорежены. В таких перевозят животных, Мэтт! Господи помилуй, да LCT, кажется, Ноевым ковчегом служил! Вон, собака осталась! Гляди!
Изумлению парня границ не было. Он хлопал глазами, не представляя, на кой ляд понадобилось десантникам волочить за собою несколько сотен псов. А я понял и чуток перепугался.
- О, Господи, - повторял пилот.
Люди, привыкшие, подобно мне, иметь дело с собаками крупными и достаточно опасными, руководствуются незыблемым и чрезвычайно здравым правилом: никогда не прикасайся к чужому псу; никогда не пытайся ему приказывать! Но те, кто сталкивался только с никчемными комнатными шавками, так и норовят приблизиться к любой незнакомой дворняге, погладить псину и завязать с нею тесную дружбу...
Я успел ухватить запястье летчика.
- Полегче, amigo, здесь жареным пахнет. И в прямом, и в переносном смысле. Сию минуту возвращайся в машину и закрой за собою дверь; а я немножко осмотрюсь.
Пилот неохотно удалился. Ему очень хотелось вызволить злополучную собаку, пережившую столько ужасных вещей. У меня подобного стремления не было. По нескольким причинам.
Громадная, косматая образина, похожая на лайку-переростка, выглядела бы весьма впечатляюще где-нибудь на Юконе, запряженной в сани золотоискателя. Здесь же, на карибском острове, она казалась не более уместной, чем эскимосское "иглу". Из пасти пса капала слюна. То ли жарко ему было, то ли не просто жарко...
Я приблизился.
Низкий рык и оскаленная пасть возвестили: "пошел вон, приятель, не то пожалеешь!"
Измочаленная, опаленная проволока, заполнявшая грузовой отсек, действительно служила вольерами или огромными клетками. До бомбового удара, конечно. Множество просторных клеток, способных вместить великое множество животных. Как выразился летчик, настоящий Ноев ковчег.
А мы-то ломали головы, гадая: что за секретное оружие припас Генрих Бультман, какой сюрприз уготовил островитянам!
Убитых зверей не замечалось. Только забытый второпях пес караулил доступ к судовому нутру.
- Полегче, дружище, - сказал я. - Никто на твои владения покушаться не будет, благодарю покорно...
Припадая на простреленную ногу, я двинулся вспять и обогнул пышные зеленые заросли, выдававшиеся на песчаный пляж. Там, по правую сторону от меня, что-то шевелилось. Я увидел сначала собаку: милого маленького терьера, вилявшего обрубком хвоста и самозабвенно лаявшего, адресуясь к кустарнику.
Терьер по ближайшем рассмотрении оказался дружелюбной сучкой. Он - прошу прощения, она подскочила к пришельцу, поднялась на задние лапы, восторженно заплясала. Я чуть было не потрепал собаку по длинноухой голове, не поскреб за ухом, но вовремя опомнился.
Не получив ожидаемой ласки, малышка шлепнулась на все четыре конечности и умчалась к своему неведомому приятелю. Я не знал, кто или что скрывается в зарослях: человек ли, зверь ли - а посему шагал с превеликой оглядкой, поставив пистолет на боевой взвод и неукоснительно следуя инструкциям.
- Я ждал вас, герр Хелм, - послышался ровный голос. - Не волнуйтесь, я безоружен.
Голос я признал немедленно.
- С вашего разрешения, мистер Бультман, последую велениям привычной паранойи. А посему, не взыщите, на слово не поверю.
Но Бультман и впрямь оказался безоружен.
Странную представлял он собою фигуру, лежа на песке позади зеленых зарослей. Мгновением позже я понял: немец облачился в тяжелый костюм для мотоциклетных гонок - полное оснащение, включая кожаные краги и защитные ботинки. Разумеется, наличествовал и шлем. Прозрачное пластиковое забрало было поднято.
Надо полагать, Бультмана ранило во время воздушного налета. Костюм изрядно порвался и обгорел. Песок пропитался кровью.
Я стоял, молча наблюдая открывшуюся картину, а Генрих Бультман сосредоточенно гладил здоровой левой рукой приплясывавшую рядом собаку, не пожелавшую покинуть раненого. Немец давал ей тянуть и шаловливо кусать черную кожу перчатки, блекло улыбался, что-то шептал.
Несколько мгновений спустя он удостоил меня вниманием.
- Нет-нет! - предупредил Бультман, когда я сдуру наклонился, чтобы в свой черед приласкать собачонку. - Сердце разрывается при мысли, что эдакая славная тварь... Но ей тоже сделали укол, герр Хелм. Не прикасайтесь... Шлем помогите стянуть, пожалуйста.
Следя за руками Бультмана, опасаясь нежданного подвоха, я пособил отставному наемнику освободиться от глухого шлема, в котором, должно быть, нелегко было разгуливать, бегать, метаться, а потом лежать под гобернадорским солнцем.
- Защита, - пояснил Бультман. - Я понятия не имел, в какой стадии заболевания находятся псы ко дню высадки. Поэтому и предпочел избежать случайных укусов - даже при дружелюбной возне. Хотя... согласно последнему врачебному заключению, особой роли это уже не играло. Времени у меня оставалось в обрез, герр Хелм.