Белкин посмотрел на раскаленное небо и отчего-то подумал о Саше. Она пришла вчера же вечером и осталась на ночь. Она не спрашивала разрешения, как всегда делая то, что хочется. Но он был этому даже рад. Судя по всему, день дался девушке тяжело – она была необычно молчаливой и отстраненной. Какой-то похолодевшей. Читала очередную свою статью, на этот раз о том, что: «так называемая великорусскость, есть явление совершенно контрреволюционное и реакционное, и что именно на борьбу с ним должны быть направлены усилия партии и народа…» Дмитрий почти не слушал – он уже понял, что если будет задумываться о том, что она пишет, то ссор и недопонимания не избежать. А ссориться по таким пустякам ему не хотелось совершенно.
Когда небо стало понемногу остывать, рядом с Белкиным возник Виктор Павлович. Совершенно серьезный и мрачный, как гранит. Дмитрий поздоровался с ним, но вместо ответа Стрельников зло посмотрел на храм и бросил:
– Еще один труп. Фома Краснов застрелен на рабочем месте в Библиотеке иностранной литературы. Одним «глухим» выстрелом в спину. Гильза наша… Все из-за этого клятого попа! Он знает, точно знает, кто нам нужен – вытрясти бы из него!
Дмитрий посмотрел на лицо старшего коллеги с настоящим испугом – таким он Виктора Павловича не видел никогда. Бывало, что Стрельникову отказывало и благодушие, и дружелюбие, и даже неутомимый оптимизм, но вот таким обостренно-злым он прежде не бывал. Белкин осторожно спросил:
– Неужели никто не заметил ничего и никого подозрительного? Это все же библиотека.
– Заметили. За полчаса до того, как нашли тело Краснова, о нем спрашивал один из бывших работников библиотеки. Сегодня вечером с Архиповым поедем на его адрес.
– А почему не сейчас?
– Потому, что я почти уверен, что это не он. До этого он почти никому себя не показывал, а тут вдруг пришел, да назвался, да его узнали – слишком глупо для «Розье». Кроме того, нужно же было предупредить вас.
Стрельников посмотрел на Дмитрия и легко улыбнулся – похоже, он начинал становиться собой. Белкин ответил на улыбку, и Виктор Павлович продолжил:
– Как чувствуете себя, Митя?
– Намного лучше. Рвусь в бой.
– Это хорошо. А то поработал я с Архиповым сегодня и как-то сразу соскучился по вам безмерно, голубчик. Да, еще неприятные новости – слежки раньше завтрашнего утра не будет. Дадут одного человека, так что кому-нибудь из нас придется все равно за Меликовым приглядывать в нерабочее время.
Дмитрий кивнул, хотя слова Виктор Павловича дошли до него лишь частично. Рядом с входом в церковь будто из ниоткуда возникла фигура, показавшаяся Белкину знакомой. Он безотчетно сделал несколько шагов вперед, оставив за спиной удивленного Стрельникова. Присмотрелся еще внимательнее и едва не охнул от неожиданности – на ступенях храма рядом с нищим стоял Георгий Лангемарк. Виктор Павлович поравнялся с Белкиным:
– Что, Митя?
– Увидел знакомого.
– Где?
– Прямо у церкви.
Стрельников посмотрел на вход в храм, но заметил лишь широкую спину человека, скрывшегося в церковной полутьме. Белкин выдохнул и расслабился:
– Простите, что смутил, Виктор Павлович, просто не думал, что Георгий ходит в церковь.
– Ну да, особенно в такое странное время – уже почти восемь. Ваш приятель?
– Мой друг. Очень хороший. Удивительно, что он решил прийти именно в этот храм.
– Да, Митя, удивительно… А чем занимается?
Белкин бросил на Стрельникова укоризненный взгляд – Виктор Павлович уже во второй раз за последнее время в чем-то подозревал его близких людей.
– Переводчик он с японского языка. Что, думаете, его тоже подослали шпионить за мной?
Стрельников рванулся вперед, даже не дослушав молодого коллегу. Дмитрий увидел, что Виктор Павлович на ходу достает пистолет, и устремился за ним, совершенно не понимая происходящего. На Большую Никитскую вывернул грузовик и полетел прямо на них, обдавая истошным воплем клаксона. Виктор Павлович даже не глянул на махину, видя перед собой лишь врата храма, а Белкин едва успел проскочить, чудом не почувствовав железного зверя спиной. Стрельников на ходу обернулся и бросил:
– Имя?! Как его имя?!
– Георгий Лангемарк!
Больше Стрельников не оборачивался.
***
Я вновь был на Большой Никитской и вновь чувствовал себя здесь неуютно. Странное чувство, что наблюдаю за храмом не только я, не собиралось никуда уходить. Возник соблазн просто-напросто уйти – я пока что так и не получил ни одного подтверждения словам Чернышева о том, что ныне здоровяк Меликов служил в этом храме. Если Чернышев меня обманул, то у меня остается одна очевидная цель, и мне нужно во что бы то ни стало пережить эту ночь, чтобы завершить все.