Это был поджарый, весь состоящий из крепких мышц, очень смуглый мужчина. Тело его было прикрыто лишь подобием одежды, но самой непонятной деталью экипировки являлась черная маска. Она напоминала боевой шлем Айнора, сделанный из головы крупного волка, однако в отличие от шлема казалась частью самого незнакомца, словно срослась с ним и ожила. Ярко и весело посверкивали волчьи глаза — в точности такие же, как у сидящего у хозяйской ноги питомца. Это была не собака — скорее небольшой длинноногий и востроухий волк вида очень дикого и взъерошенного.
Мужчина проницательно оглядел всех спутников Айнора и сказал телохранителю:
— Ваша платформа — пятая после моей. Не прозевайте.
И кивнул куда-то вниз, сам поднимаясь дальше вместе с псом.
— На причале будет лодка. Дайте перевозчику кольцо или перстень.
— Кто вы? — крикнул им вслед Ольсар, складывая ладони рупором.
— Я — Анп, он — Упу. Счастливого перехода, живые!
Ам-Маа Распростертая снова зарокотала громом. Митсар даже присел в повозке.
И вот наконец к ним поднялась нужная пластина. Взглянув вниз, все узрели знакомые пейзажи, очертания городских построек, горы, реку, пересекающую весь материк, Обелиск, наконец.
— Смотрите! — вдруг вскрикнула Зелида, указывая ввысь, в светящиеся серебряные небеса.
Там, величественно раскинув крылья, парило прекрасное существо. Его гибкое тонкое тело с длинным хвостом извивалось, сверкая голубоватой чешуей, и создавалось впечатление, будто он не летит, а плывет в Серебряном океане. Это была его стихия, и чудесное создание было там полноправным хозяином.
— Хогмор! — тихо вымолвил Ольсар, не в силах отвести от него глаз. — Истинный хогмор! Какому миру повезло быть твоим приютом?
И вот уже ворот Ам-Маа стал таять, а они оказались на малюсеньком островке посреди Серебряного океана, и хогмор теперь на самом деле нырял в искрящихся волнах. Мир точно перевернулся.
— А я всегда считала, что Серебряный океан где-то на земле, как настоящий… — призналась Зелида.
Когда последнее напоминание об Ам-Маа Распростертой улетучилось, на берегу островка появился маленький причал. Как и обещал Анп, у причала покачивалась на слабых волнышках лодка со спящим человеком в капюшоне. Человек, как и большинство здешних, был без маски, и его это ничуть не беспокоило.
— Господин перевозчик! — окликнул его Ольсар.
Старик проснулся и окинул путников непонимающим взором.
— Живые… Надо же… Откуда вы взялись?
— Анп… знаете такого?
— Да уж, куда нам не знать этого бродягу! — усмехнулся старик, поднимаясь в лодке и доставая весло.
— Он сказал, что вы согласитесь перевести нас в Кирранот.
— Куда? Сами-то поняли, о чем просите? Вот люди! — перевозчик усмехнулся.
Зелида сняла с пальца серебряное колечко и подала Ольсару. Сыскарь вспомнил последнюю часть совета Анпа.
— Мы оплатим перевозку, — сказал он, показывая кольцо старику.
Впалые глаза под капюшоном засверкали азартным огнем. Перевозчик что-то сделал, и утлая лодчонка вмиг превратилась в огромный корабль, куда свободно поместились и люди, и лошади, и повозки с каретой.
Насвистывая незамысловатый мотивчик, старик стоял за штурвалом, и черная фигура его зловеще выделялась на фоне неба и океана.
От усталости Ольсар улегся прямо на теплые доски палубы и безмятежно задремал. Разбудил его только окрик перевозчика:
— Прибыли!
И сыскарь увидел, как входит в гавань каменного града Фиптиса их корабль, как спускает паруса и пришвартовывается к новехоньким деревянным сходням. Путники ступили на пристань, с несказанным облегчением вдыхая ароматный запах настоящего моря.
— Фиптис! — проговорил Айнор.
Ольсар же обернулся, чтобы поблагодарить старого перевозчика, но того и след простыл. Исчез он вместе со своим кораблем, как не бывало.
— Что встали, беломасочники? Проходите, мешаете! — заговорили на цалларийском наречии. — Идите вверх по набережной, в гору. Фиптис там!
9 часть. Мелодия дня
И Аня замерла, не в силах пошевелиться. Перед нею в чешуе миллионов огней возлежал огненный град Москва, раскинувшись на семи горах и пристально вглядываясь неоновыми глазами в лица ночных жителей. Вот в пойме на левом берегу реки гигантский колизей Лужников, чуть в стороне — монастырь, вот стрелы-ожерелья шоссе и метромостов, а вон, вдалеке в неясных отсветах Комсомольского проспекта вздымают свои древние головы соборы и башни Кремля.
Костя не мог отвести глаз. Он все смотрел и смотрел, как его таинственная гостья, будто молясь, тянет худенькие руки к небу, что-то бормочет, озирается и снова, и снова призывает кого-то из тяжелых осенних туч, придавивших город к мокрой земле.
Их обоих ждали, но Косте не хотелось торопить Аню; он чувствовал, что эта необычная девушка не рисуется, а совершенно искренна в каждом своем движении.
— Она у тебя романтик! — усмехнулась Вера, похлопав приятеля по плечу. — Хотя даже я иногда удивляюсь, до чего здесь может быть красиво…
— Почему — «даже»?
— Потому что по своей самонадеянности я всегда считала, что знаю этот город вдоль и поперек и что нет в нем от меня никаких тайн. И однажды Москва щелкнула меня за это в нос. В какой-то миг она вдруг изменилась вся, до неузнаваемости, вот как сейчас… И это была уже не рекламная Москва наших дней, суетливая и пошлая. Она показала себя Москвой всех царей, всех поэтов, писателей и художников, которые ее воспели, первопрестольной, великой, как Екатерина, загадочной и… другой, совершенно другой — а какой другой, невозможно объяснить. Это словно путь в другое измерение.
Вера охнула и прикрыла губы ладонью.
— Красиво сказанула, — заметил Анатолий с высоты своего роста.
Вера широко раскрыла глаза и с ужасом посмотрела на него:
— Что за галиматью я сейчас несла?! Ваня, и ты слышал?
— Ты о чем? — на всякий случай уточнил Винни-Пух, втайне побаивавшийся женской непредсказуемости и обидчивости.
— Я что-то заясняла?
— Ну было немного, толкнула речь в стиле «дорогая моя столица, золотая моя Москва», но ничего личного! А у тебя… того? Провалы в памяти, да?
Блондинка кашлянула и сказала себе самой, что надо лучше высыпаться.
Тут Аня развернулась и по жухлой траве газона подошла к ним.
— Всё, — сказала она. — Теперь я знаю…
Народу на Андреевских прудах было уже порядочно. Костя заметил, что в этом году на праздник прибыло великое множество телевизионщиков. Рабочие вовсю выставляли свет, операторы подыскивали удачные ракурсы, а иные члены съемочной группы и подавно занимались черт те чем, болтаясь под ногами у занятых делом, командуя и поругиваясь. Видимо, это были их мелкие боссы. Таких Костя и его друзья называли «боссёнками», но таким приходилось подчиняться и ему, и Толику с Ваней, и даже независимой с виду Вере.
Диким смотрелся парк, мрачным и очень подходящим для готовящегося празднества. Ландшафт здесь был неровным, холмистым, заросшим «пьяными» деревьями и каким-то неправильным. Грезившая родным Кавказом, Аня не могла взять в толк, почему эти невысокие в сущности холмики здесь зовут горами. А еще она время от времени начинала думать о Дине, которую, по собственным ощущениям, она как бы даже и предала, так запросто согласившись ехать с незнакомыми людьми на «нечестивый» праздник. Но таким ясным, таким отчетливым до сих пор оставался тот окрик: «Иди!» — и будто кто-то толкнул ее в спину.
И скоро, невероятно скоро выросла на поляне громадная эстрада под открытым небом. Она была похожа на раскрытую раковину моллюска.
Пяти лет Аню возили в город. Это был какой-то праздник или даже ее день рождения. Кажется, они гостили тогда у дальних родственников со стороны матери, и детей в том доме тоже хватало. Их всех — и Аню с сестрами, и хозяйских ребятишек — повели в главный парк города. До страшных времен оставались считанные годы, и парк медленно дичал, уже почти заброшенный и малолюдный. Сломанные карусели, закрытый Зеленый театр и поросшие тиной пруды с большими черными черепахами и выжившими лебедями не так отпечатались в душе Ани, как та эстрада и круглая площадь, огороженные красивым, но запертым на большой висячий замок забором. Изящной ковки, кое-где он поржавел и начал ветшать. Ухватившись за прутья ограды, Аня с сестрами и детьми родственников разглядывали старую сцену; и девочке до щемоты было интересно, что же кроется внутри «раковины», откуда очень давно, еще родители были молодыми или даже маленькими, как они теперь, выходили выступать артисты.